Джеймс Клеменс - Звезда ведьмы
Так и не найдя ответа, он поднялся, подошел к посоху и понял, что остатки заклятия поиска еще сохранились. Вначале он не мог решиться, поскольку никогда не любил тратить магическую силу попусту. Но потом произнес необходимые слова, сплетая заклинание на основе остаточной магии Шоркана. Взмахнул обрубком руки…
Дым возник вновь, заклубился, осел. Возникло новое лицо, старое, морщинистое, обрамленное растрепанными седыми волосами. Грэшим потянулся к нему, легонько провел пальцами по щеке. «Старик, немощный, умирающий…»
В заклинании оставалось совсем мало силы, но Грэшим, копнув поглубже, попытался ощутить за дымкой человека.
— Джоак… — прошептал он. — Ну и каково это, мальчик мой, носить наряд из слабеющей плоти и скрипучих костей?
По всей видимости, тот, кого видел маг, спал, прикорнув где-то на А’лоа Глен. Он дышал хрипло и прерывисто, сердце стучало глухо и с перебоями.
Грэшим улыбнулся и отступил. Он не осмеливался заходить слишком далеко — мальчик, или, если говорить точнее, старик, был слишком силен в магии сновидений. Соваться в его сны — полнейшее безрассудство.
Освободившись, темный чародей быстро завершил заклинание и оглядел собственное тело — крепкое и здоровое. Глубоко вдохнул и медленно выдохнул.
Как хорошо быть молодым… молодым волшебником!
Джоак проснулся внезапно, его колотила дрожь. Простыни насквозь пропитались потом и липли к дряблому старческому телу. Кошмар так и стоял перед глазами — цельный и яркий. В глубине души он догадывался, что это не обычный сон, и чувствовал беспокойство. В его видении не было ничего от Плетения, ничего и от Предсказания. Больше всего оно походило на событие, произошедшее где-то.
— Грэшим, — проворчал он пустой комнате.
Пот быстро остывал, заставляя руки и ноги трястись в ознобе. Он глянул на занавешенные окна. Шторы трепетали под легким ветром, сквозь них пробивался рассвет.
Со стоном Джоак опустил ноги на пол. Труды прошлого дня и ночи выжали его досуха. Мышцы и суставы протестовали против малейшего движения. Но он знал, что только общество других людей поможет ему окончательно забыть о дурном сне.
Протянув руку, он взял посох, но едва ладонь коснулась каменного дерева, как ее пронзила жгучая боль. Джоак задохнулся и выпустил оружие. Искоса поглядел на посох. Его серая поверхность посветлела, стала грязно-белой. Потеки крови покрывали шероховатую поверхность, вытекая из разжавшейся ладони.
Выходит, забывшись, он не надел перчатку и случайно привел в действие оружие крови прикосновением голой кожи. Когда первоначальная боль отступила, Джоак встал. Взял посох. Тот стал легче, покорно отзывался на касания — а все благодаря магическому единению. Кроме того, в окаменевшей древесине он ощущал магию сновидений. Похоже, посох стал частью его тела.
Обратившись к посоху, Джоак потянул тоненькую струйку магии. Маленькая роза выросла из умывальника, наполовину заполненного водой. Он припомнил, когда последний раз создавал подобную игрушку. Ночная пустыня, Шишон, прикорнувшая между Кеслой и ним, роза из песка и снов, которую он создал, чтобы успокоить напуганного ребенка.
Опустив посох, Джоак развязал заклинание, и цветок исчез, будто его и не было. Даже рябь не побежала по поверхности воды.
Всего-навсего сон.
Воспоминание о Кесле повергло его в горькую печаль. Он зажал посох сгибом локтя, убрал с него ладонь. Хватит магии и безнадежных мечтаний.
Как только связь разорвалась, посох цвета слоновой кости опять стал уныло-серым. Натянув на кисть перчатку, Джоак вновь взялся за него и зашаркал к старинному платяному шкафу. Измученный снами и кошмарами, он хотел скорее оказаться среди людей.
И все-таки, пока он одевался, кошмар стоял у него перед глазами. Джоак вновь видел темного мага Грэшима, стоящего посреди лесной поляны, заваленной внутренностями и тушами зверей. Перед магом торчал воткнутый в землю белый посох, увенчанный облаком тьмы. Глаза чародея смотрели на Джоака, излучая злую радость. Но ужаснее всего оказалась внешность колдуна — отливающие золотом каштановые волосы, гладкая кожа, прямая спина и сияющие глаза. Джоак увидел в нем собственную молодость, которая дразнила его, близкая, но недосягаемая.
Вздохнув, он закутался в плащ и зашагал к дверям, отталкиваясь посохом от каменных плит. Сжав пальцами окаменевшее дерево, почувствовал отголоски магии. Это помогло ему сосредоточиться. Рано или поздно он разыщет Грэшима и вернет свою потерю.
Едва он оказался перед дверью, с той стороны постучали. Хмурясь, он открыл и увидел юного пажа.
— Мастер Джоак, — с поклоном сказал тот. — Ваша сестра приглашает вас присоединиться к ней в Большом внутреннем дворе замка.
— Зачем?
Простой вопрос, казалось, загнал мальчишку в тупик.
— О-она не сказала, господин, — вытаращив глаза, проговорил паж.
— Отлично. Мне идти за тобой?
— Да, господин. Конечно, господин.
Паж пошел впереди, а Джоак следом, хотя и знал путь во внутренний двор. Мальчик задержался у лестницы, ведущей на нижние уровни сторожевой башни, и оглянулся. Джоак прочитал в его глазах нетерпение и… смутный отблеск страха. Он знал, кого видит слуга. Когда-то он и сам шел по этим залам, выступая проводником у старика. Но теперь все изменилось. Джоак утратил молодость.
Мальчик скрылся на лестнице.
Джоак теперь стал старой развалиной, наполненной горькими и черными мыслями.
— Ничего, мой день еще придет! — поклялся он пустому залу.
ГЛАВА 3
Когда последние лучи заходящего солнца растаяли в сумерках, Элена с ближайшими советниками спустилась во внутренний двор, чтобы получше рассмотреть молодое деревце коа’коны. Оно казалось слабым и чахлым в окружении высоких каменных стен и мощных башен с зубцами. Но его бутоны были черны, словно по ветвям стекало, собираясь в капли, земляное масло. Элена плотнее запахнулась в плащ.
— Он вытягивает тепло, — прошептала Ни’лан, стоявшая в нескольких шагах правее. — Так же, как и гримы.
Элена знала истории о призраках из Темной Чащи, мрачных духах, способных высасывать силу из всего живого, к чему бы ни прикасались.
— Спокойнее, — сказал Мерик. — Это всего лишь ночной ветерок, ничего больше.
Элв’ин кивнул Элене. Когда принц восстал против уничтожения дерева, символизирующего надежду Аласеи, девушка от всего сердца с ним согласилась. Нельзя причинять вред дереву до тех пор, пока не будет оценен возможный вред от него. Тем более что жизнь Родрико лежала на той же чаше весов.
