Король солнечного огня (СИ) - Мерседес Сильвия
Бабуля склонила голову, сияние огня усилило резкость ее черт, она напоминала демоническое существо из девяти адов. Я с трудом подавила желание попятиться.
Но устояла на месте.
— Я не боюсь.
Бабуля неприятно рассмеялась.
— Если кто и достоин твоего страха, то это Мьяр. Она не убьет тебя, ее не интересует смерть. Но когда она закончит с тобой, ты потеряешь желание жить. Те, кто видел ее лицо, не оправились. Так что старайся не смотреть на нее прямо.
Я серьезно кивнула, но Бриэль шагнула вперед.
— О чем ты говоришь? Мы пойдем к гадальному пруду вслепую? Разве не нужно смотреть в него?
— В том и уловка, да? — бабуля сидела идеально ровно на стуле, спина была прямой.
— Мой… — я сделала паузу, сжала губы и твердо продолжила. — Мой муж сказал мне, что заплатил большую цену, чтобы посмотреть в Звездное стекло. Что требует Мьяр?
Бабуля покачала головой.
— То, что ты не будешь готова отдать.
— Откуда ты знаешь?
— Поверь мне.
— Прошу, скажи. Что за цена?
Подняв длинный палец, бабуля задумчиво потерла ухоженным ногтем по полным губам.
— Я не эксперт в таких делах. Но Мьяр желает нескольких вещей. Предположу, что она предложит посмотреть в ее пруд в обмен на что-то истинно ценное. Все воспоминания о любимом, например.
Холод пробежал по моей спине. Я помнила, что Эролас заплатил всеми воспоминаниями об отце ради одного взгляда. И тогда он увидел мое лицо. Мое. Человеческой девушки, которая стала его невестой. И предала его.
Я могла заплатить схожую цену? Я искренне любила мало людей в этом мире. Как я могла отдать воспоминания хоть о ком-то из них?
— Это просто, — фыркнула Бриэль. — Я буду рада забыть отца!
— Тогда, — бабуля повернулась к ней, скалясь, — цена не так и высока. Не думай, что можешь обмануть Мьяр, девица! Она старее, мудрее и жестче, чем ты можешь представить. И, — она махнула ладонью, — не ты хочешь посмотреть в пруд, а твоя сестра. Так что и платить должна она.
Я опустила голову. Я не могла это сделать. Даже воспоминания об отца. Мать, Бриэль… Элли и Биргабог, другие крохи-гоблины. Эролас. Я не могла их потерять. Не могла.
— Другого способа нет? — прошептала я.
— Конечно, есть, — бодро сказала бабуля. Я подняла голову, посмотрела в ее умные глаза. — Я могу дать тебе то, что поможет тебе в твоих поисках.
— Да? Можешь?
— Могу… если ты отдашь мне свое ожерелье.
Мои пальцы коснулись горла, золотой цепочки и семьи медальонов, один из них был пустым.
— Нет, — я покачала головой. — Я не могу отдать это. Это… нет.
— Как хочешь, — бабуля пожала плечами и опустила руки, сжала подлокотники. — Но ты не можешь получить что-то, ничего не отдав. У тебя есть лишь одно, что я хочу.
Выражение ее лица могло заморозить мое сердце.
— Скажи, — сказала я.
— Твои воспоминания об Изодоре. О твоей матери.
Бриэль вскочила, сжала мою руку и оттащила меня, встала передо мной, защищая.
— Ты сошла с ума, — прорычала она.
— Почему ты так говоришь? — бабуля подняла голову и посмотрела на нас без эмоций. — Разве я хуже Мьяр? И у меня есть власть! Изодора была моим ребенком, моей милой крохой. Я любила ее больше, чем вы можете понять. Вы не матери. Вы не знаете, как это… когда теряешь… Вы не знаете боль…
Морок треснул снова, показывая неописуемую осунувшуюся реальность под красивой оболочкой. Даже один взгляд сжимал сердце, и я охнула и потянулась к жалкому существу, сгорбленному на старом стуле.
Но Бриэль сжала мою руку.
— Ты не теряла нашу мать. Ты прогнала ее. И ты испортила ее жизнь, прокляв отца.
— В эту историю ты веришь? — голос бабули был острым, как нож, морок вернулся на место. — Верь, если так тебе легче. Мне без разницы, — она посмотрела на меня. — Мы договорились?
Я открыла рот, но Бриэль вмешалась снова:
— Лучше забери мои воспоминания!
— Хорошая попытка, — слабо улыбнулась бабуля. — Я знаю, что моя Изодора умерла, пока ты была младенцем. Ты ее не помнишь. Но ты умная, не спорю!
Она снова повернулась ко мне и молчала.
Я вдохнула. А потом осторожно убрала ладонь Бриэль со своей руки и шагнула к бабушке.
— В обмен на помощь с Мьяр и гадальным прудом я дам тебе одно воспоминание. Можешь сама выбрать, какое. Подойдет?
Бабуля смотрела мне в глаза, ее глаза были как осколки стекла. Я не моргала, не давала себе отвести взгляд.
— Хорошо, — наконец, сказала она.
И она встала и отошла от огня в темный угол комнаты. Я смотрела ей вслед, но видела только неясные движения. Может, морок не затрагивал ту часть комнаты, потому не было ничего видно. Я услышала стук, звяканье, шорох бумаги.
Бабуля вернулась с маленьким подносом с изящной чернильницей, пером и несколькими листами пергамента. Она опустила это на маленький стол с изогнутыми ножками, открыла чернильницу, обмакнула перо и посмотрела на меня.
— Когда будешь готова, дитя, — сказала она. — Расскажи, как ты в последний раз увидела свою мать.
Мое сердце сжалось.
— Ты… уверена? Это воспоминание ты хочешь?
Бабуля кивнула.
— Дай его мне.
— Вали, — Бриэль снова коснулась моей руки, ее голос был рычанием. — Вали, не делай этого.
Но разве у меня был выбор?
Я закрыла глаза, впустила воспоминание в голову, ужасное и красивое воспоминание. Я редко навещала его.
— Она… лежала в своей кровати, — тихо сказала я, слова дрожали на губах. — Вокруг было много крови. Отец рыдал. Он не покидал ее, и когда он увидел меня… сказал мне уйти, зашагал ко мне. Я думала, он ударит меня…
Сцена оживала вокруг меня, наполняла мою голову, была ярче, чем я помнила. Я смутно осознавала, что бабуля писала. Я слышала шорох пера по пергаменту. Может, она колдовала. Не важно.
Я погружалась в воспоминание, все глубже и глубже. Я видела, что слабые пальцы матери вдруг с силой сжали рукав отца. Я снова видела бледно-серые губы, выдавливающие слова, хотя усилия утомляли ее.
— Нет, любимый. Впусти ее. Я хочу ее.
Отец поддался, хотя глаза его горели, и я знала, что он не хотел. Он не хотел делиться последними моментами его жены с кем-то еще, даже со своей дочерью. Я почти боялась пересекать комнату.
Но мама протянула ко мне руку.
— Иди ко мне, милая, — сказала она. И я пробежала по комнате, сжала ее ладонь своими руками и поцеловала ее. Мои слезы лились, обжигая. — Валера, — сказала мама. — Валера, ты сильнее, чем знаешь. И должна быть еще сильнее, — ее голос дрогнул, глаза закрылись. Я смотрела на ее лицо, боясь, что она уже умерла. Но она смогла открыть глаза, посмотрела в мои встревоженные глаза. — Твоя сестра… я слышала ее крики. У нее сильный дух! Но ты… ты моя доблестная. Ты должна заботиться о ней. Обещай.
— Обещаю, мама.
— И ты не должна ненавидеть своего отца. Это… не его… — ее голос угас. Она отпустила мои пальцы.
— Мама? Мама? — я склонилась, коснулась ее бледных неподвижных щек. — Мама, ты меня слышишь?
Одно веко дрогнуло? Уголок ее обмякшего рта приподнялся, будто в попытке улыбнуться? Я не успела понять, отец поднял меня, закинул на плечо и вынес из комнаты. Он опустил меня в коридоре с силой и прорычал мне в лицо:
— Не заходи и молчи. Твоей матери нужен отдых, а не твой шум!
Я заметила ее еще раз, неподвижную, серую, и отец захлопнул дверь перед моим лицом.
Я выдохнула. Слезы лились по моим щекам, и я поняла, что слезы были настоящими, а не только в воспоминании. Я поспешила вытереть их, а потом…
А потом я нахмурилась.
Почему я плакала?
Тряхнув голову, я подняла взгляд. Бабушка склонялась над подносом, перо двигалось, она быстро писала. Я повернулась к Бриэль, стоящей рядом со мной с раздавленным видом.
— Что? — спросила я. — Что такое, Бриэль? Что случилось?
— О, Вали! — Бриэль резко вдохнула, будто всхлипнула. — Вали, зачем ты отдала это?
— Что отдала? — я моргнула и подняла ладонь к голове. — Постой… это было… — я посмотрела на бабулю, хмурясь. — Я отдала воспоминание.