Хаген Альварсон - Девятый Замок
Киах не видел слёз на её щеках, только грязь. Она не убегала, не обзывалась в ответ, не лезла в драку. Она просто стояла и сверлила их ненавидящим взглядом. И тогда Киах вышел вперёд и произнёс нараспев:
— Понедельник-вторник, понедельник-вторник, и среда, и среда. Лисий Хвост, Лисий Хвост, слово твоё складно, песня твоя к месту, и сам ты ко двору. Встань, Лисий Хвост, был ты горбатый, будешь ты статный.
Насмешники остановились. Дюжина злых коротышек. Заводила, тощий сын сидов с ледяным взглядом убийцы крапивников, засмеялся:
— О, нашей Аллиэ нашёлся жених! А ну, задайте им!
Но тут рыжая шагнула вперед, и милые озорники отшатнулись. Они боялись смотреть ей в глаза. И новому парню — тоже. Двое шли вперёд, на толпу, и ветер бушевал, и ломались сухие ветви, и падали, точно пепел. А зеленоглазые изгнанники шли и пели, кричали, перекрывая рождающуюся бурю:
— Эй, эй, кто идёт, кто идёт, пристаёт? Кривой Дугалл, что с горбом, тот убийца воробьёв, и синиц, и дроздов? Ну иди-ка, Кривой Дугалл, мы тебе исправим горб! И среда, и четверг? Слово твоё не ново, песня твоя не к месту, и сам ты нескладный! Был злой — будешь дважды злым! Был горбатым — быть тебе и хромым! И дважды горбатым! Эй, эй, Кривой Дугалл, ну как тебе теперь? Хорош ли новый горб? Легко ли теперь дышать?..
Буря стонала, гнула деревья, и лес вопил тысячей голосов, и духи тьмы скакали на чёрных чудищах с головами козлов. Дети кричали и плакали, но не могли и шагу ступить, ибо невидимые горбы встали им на плечи, давя к земле. А двое подняли руки, и пыль завертелась столбом вокруг них, и серый кокон рухнул на любителей швырять камни…
Дюжину детей искали всем посёлком. До позднего вечера. И нашли не всех. Заводила отыскался только через три дня, в старом погребе, со сломанными ногами. Он был ещё жив.
— Как тебя зовут? — спросила рыжая, умываясь у ручья.
— Киах, сын Флиннаха.
— Лисёнок, — фыркнула она. — Лисий Хвост!
И улыбнулась.
Он так и не спросил, за что они её обзывали. Она рассказал потом сама. Гораздо позже.
Но здесь нигде ничего не сказано о том.
…Ночью в дом, где гостили Флиннах и Муирнэ, заглянул старик в коричневом плаще, с кручёным посохом. Это был друид, Киах уже знал, что друиды всегда бывают с посохами и серпами на поясах. Лисёнок лежал тихо, притворяясь спящим. Ему было жутко любопытно.
— Ведомо мне, — с порога начал друид, — что ты готовил пасынку иную участь, Флиннах мастер, но… Я забираю его. Завтра. И я не спрашиваю ни твоего соизволения, Флиннах, ни твоего, Муирнэ. После сегодняшнего веселья на лисёнка всюду будут ставить капканы, а я сделаю из него настоящего лиса-охотника, хитрого и беспощадного, и вы будете плакать от гордости за вашего сына. Я провижу это.
Родители не успели ничего ответить, да он и не ждал ответа. Но Киах вскочил с кровати и бросился на старика с кулаками.
— Никуда я с тобой не поеду! Противный плешивый дед! Уйди прочь, а не то…
И укусил старика за руку.
Тот рассмеялся — и Киах отпрянул в ужасе, прижимаясь у матери. Вороны и мертвецы хохотали в голосе чародея, и наливалась кровью луна алого прилива.
— Вот какие славные зубки показал лисёнок! — говорил друид сквозь смех. — Знать, выйдет из тебя толк, Корд'аэн О'Флиннах!
Это имя, Корд'аэн О'Флиннах, ввергло малыша в ужас. Оно отозвалось в его сердце, словно всегда жило там, в глубине, и только ждало, чтобы кто-то позвал… Узнавание, восторг, радость и страх, и ещё много того, чему пока он не дал названия, и струны звенели в нём, и он знал отныне, что перед ним — Наставник. Киах встал и низко поклонился старику.
— Я — Брендах Чайный Куст, — сообщил тот. — Я друид и краткоживущий из народа эйридхе, если тебе это важно. У тебя есть время до утра, чтобы прощаться с родителями.
— Брендах! — возглас Муирнэ застиг его на пороге. — Заботься о нём!
Старик посмотрел в прекрасные, глубокие глаза Муирнэ. И ласково улыбнулся:
— Позабочусь, о Матерь Богов. Не тревожься. Я искуплю то, что сделал его… отец.
…Корд'аэн видел, как Лисёнок и Аллиэ клялись друг другу в дружбе, а после — в любви в долине Маг Друэ, на камне Лок-на-Лиа, а осень и озеро были их свидетелями.
— Аллиэ… — признался Корд'аэн. — Милая, пойми… детей у нас не будет. Я…
Она мягко заглянула ему в глаза, прижалась к его груди и прошептала:
— Обними меня и забудь обо всём. Хоть на мгновение. Пусть боль придёт потом…
Ученики волшебников и жрецов, они клялись быть вместе до конца, но эта клятва предала их.
…Он шёл на гору. Закат окрасил стены святилища Золотой Ветви в пряный пурпур. Ни души вокруг. Лишь он — и боги, древние боги, что жили здесь всегда.
В святилище, в круге камней и факелов, лежала на алтаре золотая ветвь омелы. А рядом стоял мужчина в длинных чёрно-желтых одеждах, с мечом на поясе и маской на лице. Старый жрец, хранитель святилища, он совершал обряды, и раз в двенадцать лет сходился в поединке с новым жрецом. Бой продлится до смерти. Как всегда.
— Позволь, я спрошу тебя, Корд'аэн, — раздалось шипение из-под маски, — зачем нам сражаться? Почему раз в двенадцать лет мы убиваем друг друга? На потеху богам?..
— Нет потехи в сражении, — Корд'аэн не понимал, почему пришёл сюда, какую шутку сыграл с ним Девятый Замок, ведь это не было ни прошлым, ни будущим… — Жрец Золотой Ветви хранит мир, говорит с духами, зовёт волну, дождь и ветер, и солнечный свет, и огонь. Он встречает птиц, что возвращаются из Страны Предков, и держит ответ перед Оленем, Орлом и Лососем. Множатся стада, прорастают злаки, цветут сады, поются песни, ибо это он хранит их. Но иногда старый жрец уже не может держать небо на плечах. И просто уйти ему не позволено, ибо Золотая Ветвь врастает в него, точно омела в дуб. Можно только убить его, чтобы не мучился напрасно. Мир обновляется каждые двенадцать лет — или реже, если пришедший недостоин…
— Неверный ответ, — и мечи с хрустальными рукоятями устремились друг на друга, со звоном и скрежетом…
…И взорвались огни, и осыпались стены, и Корд'аэн увидел сотни, тысячи глаз. За поединком наблюдали. Да, толпа зевак пришла поглядеть на бой. Окрестные поселяне и гости из далеких земель, нищие и богатые, дети и старики, крестьяне и рыцари, женщины и мужчины, они заполнили пространство перед кругом менгиров. А какой-то лысый толстяк ходил вокруг и громко кричал:
— Ставки, господа, ставки! Ставим денежки, хоть гульден золотой, хоть медный грош! Не скупитесь, добрые люди, не скупитесь! Когда вы ещё поглядите на битву чародеев? Только для вас и только сейчас, спешите видеть! О, мир чудес на ваших глазах! Ставки, господа, ставки…
