Барбара Хэмбли - Те, кто охотится в ночи. Драконья Погибель
— Что, если он никогда не поправится? — мягко переспросил Джон. — Рано или поздно королевство стало бы твоим, мой герой.
Он повернулся и принялся подтягивать подпруги на мулах, готовых к путешествию по северной дороге из Цитадели.
— Но не теперь же! — Гарет следовал за Джоном; слова вылетали из его рта вместе с облачками пара. — Я чувствую, что времени для самого себя у меня просто не остается! Вот уже месяц, как я забросил поэзию. Так хотел взяться за южный вариант баллады об Антаре Воительнице…
— Время будет. — Драконья Погибель приостановился, положив руку на крутую шею Молота Битвы, подаренного на прощание Гаретом. — Станет полегче, когда люди поймут, что нужно идти прямо к тебе, а не к твоему отцу.
Гарет горестно покачал головой.
— Это далеко не одно и то же.
— Ну, не все сразу дается, конечно. — Джон двинулся дальше, подтягивая Подпруги и проверяя ремни на узлах с книгами. Здесь были фолианты об искусстве исцеления, работы Анацетуса о больших и малых демонах, Лукиардов «Даритель огня», тома по инженерии и юриспруденции людей и гномов. Гарет следовал за ним, убитый сознанием, что он — лорд Бела и отвечать за королевство — ему. Успокаивающее «когда-нибудь», к которому он привык с детства, обернулось грозным «теперь». Дженни наблюдала за ним, с сочувствием думая о том, что Гарету, как и Джону, придется отныне бросить любимые занятия и делать лишь то, чего требует государство. Разница только в том, пожалуй, что Гарет принимает владение, уже приведенное к миру и спокойствию; и, кроме того, Джон был на год моложе принца, когда подобная ноша свалилась ему на плечи.
— А что Бонд? — спросил Джон, взглянув на Трэй.
Та вздохнула и вымученно улыбнулась.
— Все спрашивает о Зиерн, — тихо ответила она. — Он действительно любил ее, ты же знаешь. Ему известно уже, что она умерла, и он пытается припомнить, как это случилось. Я сказала, что она упала с лошади… Странно. По-моему, он подобрел. Он никогда не станет тактичным, но теперь в нем нет этого желчного остроумия, и я думаю, вреда от него людям будет меньше. Уронил вчера чашку (он какой-то теперь неуклюжий) — и даже извинился. — Ротик ее чуть скривился — должно быть, Трэй сдерживала слезы. — Раньше он во всем, что бы ни случилось, винил меня, а я заранее чувствовала себя виноватой.
Держась за руки, Гарет и Трэй проводили Джона до самого конца каравана. Платье девушки нежно розовело на фоне оловянно-серых тонов морозного утра. Стоя поодаль, Дженни прислушивалась к разговору, но было у нее такое ощущение, что смотрит она как бы сквозь стекло, отделенная от них навсегда. Взгляд ее все время обращался к небу; со странной ясностью Дженни слышала голоса ветров над башнями Цитадели, как бы ожидая чего-то…
Встретившись на миг глазами с Джоном, она заметила залегшую меж рыжеватых бровей тревожную морщинку — и сердце сжалось.
— А стоит ли тебе вообще ехать? — робко спросил Гарет, и Дженни вскинула глаза, заподозрив на секунду, что мысли ее прочтены. Но нет, Гарет обращался не к ней, а к Джону. — Остался бы со мной хоть немножко. Пока соберем войска для Уинтерлэнда, мы бы тебя ввели в Совет. Мне… одному не справиться.
Джон покачал головой, поправляя ремень на холке мула Кливи.
— Придется, мой герой, придется. А у меня — свое владение, в котором мы, кстати, давно уже не были. — Говоря это, он бросил вопросительный взгляд на Дженни, но та отвернулась.
…Ветер пришел волной, словно от удара гигантского крыла. Волосы и плед Дженни взметнулись в перехлестнувшихся воздушных потоках. Подняв глаза, она увидела, как из серовато-кобальтового утреннего неба вытаивает черный силуэт дракона.
Не произнеся ни слова, Дженни повернулась прочь от собранного в путешествие каравана и побежала вверх по узкой лесенке, ведущей на крепостную стену. Черный силуэт парил, подобно огромному воздушному змею; голос, возникший в мозгу, был нежен.
«Именем моим ты приказала мне уйти, Дженни Уэйнест, — сказал Моркелеб, — и вот я улетаю. Но твоим именем я прошу тебя последовать за мной — на острова драконов в северных морях. Лети со мной, будь одним из нас, отныне и вовеки».
Сердцем она понимала уже, что это последняя просьба, что откажи она и сейчас — двери захлопнутся навсегда. Секунду она стояла, колеблясь, на посеребренной инеем мостовой верхнего двора — между серебром камня и серебром неба. Она видела, не оборачиваясь, как торопливо взбегает по лесенке Джон с помертвевшим лицом и в линзах его очков мечутся жемчужные отблески утреннего неба; видела двух мальчишек, ждущих возвращения родителей в разрушающейся башне Алин Холда, — мальчишек, которых она родила, заранее зная, что растить и воспитывать их будут другие.
А дракон парил, заслоняя временами бледную дневную луну. Музыка тайного имени отзывалась в каждой косточке, огонь и железо колдовской силы вторгались в душу.
«Чтобы стать магом, ты должен быть магом, — подумала Дженни. — Ключ к магии — сама магия».
Она оглянулась — посмотреть на Джона, остановившегося на том краю двора среди засохших яблонь. Внизу тревожно всхрапывали навьюченные лошади и мулы. Трэй и Гарет хватали их под уздцы, но испуганные животные шарахались при виде дракона. На секунду воспоминания о голосе и теле Джона нахлынули и ошеломили Дженни: сокрушающая сила мышц и удивительно нежные губы, холодок кожаных рукавов и вечный запах костра и лошадиного пота, пропитавший его потрепанные пледы…
В глазах его она увидела отчаяние и надежду.
Потом надежда исчезла, и Джон улыбнулся.
— Что ж… — тихо выговорил он. — Если по-другому нельзя — иди, милая. Иди. Я не держу. Я ведь знал, что так все оно и будет…
Она помотала головой — хотела ответить, но не смогла вымолвить ни слова. Волосы тяжкими волнами били по лицу, развеваемые взмахами драконьих крыльев. Внезапно Дженни повернулась и побежала к краю зубчатой стены, за которой, плавая в воздухе, ее ждал дракон.
Сначала метнулась душа, вбирая в себя силу ветра и хрустальной мысли-мелодии, брошенной Моркелебом, чтобы указать ей путь. Дженни чувствовала, что сущность ее стремительно перерождается, сбрасывая старую оболочку. Осталось лишь смутное воспоминание о том, как она раскинула руки против ветра и кинулась со стены, как плеснули в последний раз по плечам ее черные волосы. Но разум, уже летящий к заоблачным вершинам, — разум Дженни был разумом дракона.
А сзади, на крепостной стене, потрясенно выдохнула Трэй:
— Как она прекрасна…
Утро стерло с небес прозрачную луну; свет его сверкнул на молочно-белом шелке распростертых крыльев, брызнул алмазами с призрачно-бледной брони белого дракона.
