Белая Кость (СИ) - Эль Кебади Такаббир "Такаббир"

Малыш мирно спал на кровати в её опочивальне. Янара хотела прижать его к груди, убедиться, что он жив. Пихай остановил её:

— Вы всё нарушите!

— Получилось? — Янара заглянула старику в лицо. — Получилось?

Он ответил честно:

— Я не знаю.

Несколько дней Дирмута не брали на руки без веской причины. Затем потекли мучительные дни ожидания чуда. Почти всё время, когда малыш бодрствовал, Пихай аккуратно массировал сухие мышцы, будто перебирал пальцами бисер. Сгибал попеременно ножки в коленках, словно Дирмут лёжа бежал. Ранее бескровная кожа порозовела. Мышцы округлились. Ножки оставались безжизненными.

Янара засыпала с надеждой, просыпалась с надеждой, но в глубине души готовилась услышать от старика приговор. А Пихай не думал отступать. Придумывал новые упражнения и называл Дирмута лентяем.

В конце осени гонец привёз письмо. Лорд Ардий просил Янару срочно приехать в Фамаль. Ей было необходимо подписать какие-то документы. Она засобиралась в дорогу.

— А где печать? — спросила Миула, изучая послание.

— Наверное, у него ещё нет печати, как нет девиза и штандарта, — предположила Янара, вместе с комнатными служанками складывая вещи в баулы.

— Такую нашлёпку из воска и я могу сделать. — Миула поднесла бумагу к глазам. — Это точно его почерк?

— Иди одевайся.

— Мне осталось надеть плащ. — Миула покрутила письмо в руках. — Вы уверены, что это его подпись?

— Его. А чья же ещё?

— Странно всё это. Лорд Ардий заботливый человек. Он не заставил бы вас бросить маленьких детей и отправиться в путь в такую погоду. Если это важно и срочно, он бы сам приехал с документами.

— Несите сумки в карету, — приказала Янара служанкам и постучала кулаком по столу. — Миула! Лорд Ардий — заботливый и очень занятой человек. Если ты сейчас же не оденешься, я уеду без тебя.

Вскоре карета, сопровождаемая дюжиной воинов, выехала из крепости и покатила к роще, роняющей с ветвей последнее золото.

— 2.50 ~

День клонился к закату. В мглистом воздухе кружил первый снег. Рэн стоял под портиком, укрывая дочь от ветра полами мехового плаща. Прильнув щекой к его плечу, Игдалина смотрела в стылое небо. В зеркале её глаз отражались сизые тучи. Пухлые губки приоткрыты, дыхание тихое, затаённое, будто малышка ждала чуда.

Справа возвышалась Башня Гербов. Ещё дальше, за павильонами, виднелась Посольская Башня. В обоих постройках светились все окна: челядь заканчивала последние приготовления к приёму титулованных дворян и иноземных посланников. Из хозяйственных дворов доносился шум, присущий многолюдному и разношёрстному сборищу. Работники кухни и дворовые слуги кряхтели и ругались, разгружая подводы с провизией, коврами, свечами и прочей дребеденью, необходимой для уюта, красоты и удобства. Купцы рьяно спорили с помощниками Главного казначея. Стражники тщетно призывали народ к тишине и порядку.

Каждый вечер Лейза докладывала Рэну, как идёт подготовка к свадьбе. Он слушал, не вникая в детали и не задавая вопросов. Выпроваживал мать из покоев и трупом вытягивался на кушетке. Рэна раздражало всё, что выдёргивало его из беспросветной тоски, обволакивающей туманом окружающий мир. Удручали мелочные заботы, утомляли скучные разговоры. Песни менестреля резали слух. От огня в каминах слезились глаза. От смеха придворных сводило скулы. На тренировках меч выскальзывал из рук, латы казались чугунными. Рэн чувствовал безмерную усталость и списывал своё недомогание на запоздалую осеннюю хандру, хотя прежде хандрой не страдал.

Он приходил в себя только рядом с дочерью. Нерастраченная любовь — спрятанная в глубине сердца, как вулкан за ледяным ландшафтом, — вырывалась наружу. На всём свете не нашлось бы другого отца, столь щедрого на заботливые прикосновения, нежные поцелуи и ласковые слова. В этом крохотном мирке минутного счастья шум и гам на хозяйственных дворах звучали лихой песней, промозглый ветер бодрил кровь, хмурое небо завораживало красками. Прижимая малышку к груди, Рэн любовался тучами и ждал, когда молодой месяц вспорет свинцовую пену серебряным клинком и на землю обрушится снегопад.

— Холодает, — робко заметила нянька, кутаясь в накидку и притопывая возле входа в Женскую Башню. — Как бы леди не глотнула студёного воздуха.

Рэн подтянул край одеяльца на лоб Игдалины и прошептал:

— Ты всегда будешь моей самой любимой дочкой, а Дирмут — самым любимым сыном. Ни о чём не волнуйся и не думай о плохом.

Отдал малютку продрогшим нянькам и сбежал с лестницы.

В королевских палатах Рэна ждали Лейза и лорд Айвиль. Камердинер — иными словами, личный комнатный слуга — засуетился вокруг короля, помогая ему снять плащ и перевязь с кинжалом. Подкинул в камин дров и замер у двери в ожидании приказов.

Рэн развалился в кресле:

— Присаживайтесь. — И, вытянув ноги, закрыл глаза.

Прошуршав юбками, Лейза расположилась возле огня и с немым вопросом посмотрела на Киарана.

Он покачал головой:

— Спасибо, я постою.

Поправив на груди ожерелье, Лейза произнесла:

— Сегодня привезли павлинов.

— Зачем? — спросил Рэн, борясь со сном.

— Их мясо славится отменным вкусом. Вдобавок к этому, павлины, поданные к столу в оперении, приведут гостей в восторг. — Выдержав паузу, Лейза продолжила: — Сын лорда Айвиля прислал две бочки отменного вина.

Рэн с ленцой изогнул бровь:

— Всего две?

— Каждая вмещает двести пятьдесят галлонов! Я никогда не видела таких огромных бочек.

— Бочки — не павлины. Стоит ли о них говорить? — подал голос Киаран и облокотился на спинку кресла Лейзы.

Его пальцы будто невзначай коснулись кружевного воротничка и замерли, с жадностью впитывая в себя тепло женской шеи.

Лейза отклонилась в сторону:

— Ваша супруга приедет на свадьбу, лорд Айвиль?

— Порядочные женщины сидят дома с детьми.

— Ваши дочери уже большие девочки.

— Я так не считаю.

— Мужчине нельзя долгое время находиться в одиночестве.

Киаран наклонился и произнёс едва слышно:

— А кто вам сказал, что я одинок? — Вдохнув аромат эфирного масла, выпрямил спину. — Ваше величество, смею напомнить, что завтра прибывает герцогиня Кагар.

Рэн вынырнул из дрёмы:

— Как — завтра? Свадьба через неделю.

— Свадьба через два дня, — заметила Лейза, обеспокоенно всматриваясь ему в лицо. — Ты плохо себя чувствуешь?

Он вытер выступивший на лбу пот:

— Запутался в днях.

— Хорошо, что я напомнил, — вымолвил Киаран, с тревогой глядя на Рэна. — Герцогиня должна была приехать утром, но дороги размыты, разбиты. Барисса прислала гонцов — моих людей из «Чёрного конвоя», чтобы предупредили о задержке. Процессия будет на месте после полудня.

— Кто с ней едет?

— Её свита, младший брат, новоизбранный Святейший отец со своими прислужниками и послы.

Рэн велел камердинеру принести горячего вина с мёдом. Сказал, что скоро вернётся, и удалился в опочивальню.

— Это я во всём виновата, — тихо проговорила Лейза, наблюдая за игрой огня в камине. — За всё надо платить. За жизнь Бертола я заплатила здоровьем Дирмута и счастьем сына.

— Вы жалеете, что оживили мальчика? — Не получив ответа, Киаран опустился перед ней на корточки и взял её за руки. — Милая Лейза… Когда вы были счастливы последний раз?

— Не знаю… Не помню. А вы?

— Сейчас.

— Врунишка.

— Я сделаю вас счастливой. Вам надо только решиться.

Лейза мягко высвободила ладони:

— Вас терзает голод, лорд Айвиль. Я не та женщина, которая его утолит. Зря вы не пригласили супругу.

Усевшись в кресло, Киаран ногтями отбил на подлокотниках мелкую дробь:

— У моей супруги расшатались нервы. Боюсь, она испортит нам праздник. Но это только между нами.

— Я никому не скажу, — пообещала Лейза.

— Я устал от её ревности. В письмах упрёки, обиды, слёзы. Пишу ей: «Люблю, скучаю». А в ответ: «Ты лжёшь». Лгу. Наполовину. Мы прожили с ней шестнадцать лет. Конечно, я буду скучать. А любить я не обещал. Неужели так тяжело подыграть мне? Написать какую-нибудь милую глупость, заманить меня домой, обольстить… Поначалу я хотел построить особняк в окрестностях Фамаля и перевезти её и девочек к себе поближе. Теперь не хочу. Вот такие дела, милая Лейза.