- Нет! - дико завопил Сэси.- Ты не смеешь так поступать! Осколок Солнца - это твоё приданое, поэтому принадлежит инфант-лэду Мидо! Так я и знал! Я предчувствовал, что она отдаст Осколок Солнца в чужие руки! Именно поэтому я и припрятал его, намереваясь в сохранности доставить моему господину!
- Или рассказать ему сказку про грязного разбойника? - Ан окатила Сэси ледяным взглядом.- В одном ты прав: это МОЁ приданое, и я поступлю с ним так, как сочту нужным. Если бы меня сегодня убили, Мидо не получил бы ни меня, ни камня, который, не сомневаюсь, остался бы в твоих бесчестных руках. Ступай прочь. Я лишаю тебя своего расположения и отказываю от места в моём ковчеге.
- Я возьму Осколок Солнца,- сказал я Ан, когда сепантикулятор понуро уплёлся,- с тем, чтобы пока он хранился у меня. Молодой девушке в дальней дороге соседство с такой драгоценностью - особенно, если о ней уже известно многим - грозит большими опасностями. Те же привольные...
- Привольные! - раздался чей-то испуганный крик, и наш небольшой лагерь тотчас забурлил, готовясь к отражению нападения.
Привольные робко вышли из леса небольшим караваном из нескольких запряжённых волами телег и остановились поодаль. В этот раз их было намного больше: за телегами шли женщины, дети, бепо. Прямо-таки не разбойники, а цыганский табор на марше. Один из них, могучий и буйно заросший, но с детско-растерянным выражением на крупном лице, помахал над головой пустыми руками, показывая, что оружия у него нет, и, чуть прихрамывая, двинулся в нашу сторону. Обут он был только в один башмак - зеркальную копию того, что притащил Аррутар. Не доходя нескольких шагов до наших ощетинившихся оружием рядов, он остановился и робко пробасил:
- Мне это... поговорить бы... с лад-лэдом вашим...
- А ты, акулий выкормыш, откуда знаешь, что здесь есть лад-лэд? - подозрительно выкрикнул Рани.
- Дык, это... мы ж не в городе глухом. В лесу ж мы. Лес-батюшка, он хорошие уши имеет: всё слышит да, кого любит, тому передаёт.
- Что ты хотел? - вышел я вперёд. Детинушка тут же бухнулся на колени. Вслед за ним на колени опустилась и вся ватага со сопутники. А парламентёр, размазывая по румяным щекам вдруг брызнувшие слёзы, запричитал:
