Майк Эшли - Волшебники: антология
Он потянулся к лампе, чтобы погасить ее, но вместо этого опустил руку и оставил лампу гореть: маленький островок света в темной комнате. Утешение весьма неразумное, но ведь никто не увидит этой его маленькой слабости.
Той ночью Савринор так и не уснул.
Питер Кроутер
Вечная ссора
Если в Англии и есть сейчас человек, способный ухватить суть американскою фэнтези, то это, несомненно, Питер Кроутер (родился в 1949 году). Я не побоюсь сказать, что он — современный британский Рей Брэдбери. Этот писатель в своих произведениях воссоздает правдоподобную будничную обстановку и наполняет ее тревожащим чувством необычности. Это характерно и для его романа "Эскарди Гэп" ("Escardy Gар" 1996), написанного в соавторстве с Джеймсач Лавгроувом, и для множества рассказов, некоторые из которых воиаи в сборники "Самая длинная нота" ("The Longest Single Note", 1999) и "Одинокие дороги" ("Lonesome Roads", 1999). Кроутер также редактор нескольких антологий и директор "PS Publishing", маленького издательства с большими идеями. Следующий рассказ просто должен был стать заключительной историей этого сборника. Повествование в нем достигает такого завораживающего темпа, что ничто не может с ним сравниться. А потому — приготовьтесь.
В.: Железные дороги находятся в неплохом
состоянии, не правда ли?
О.: Да. Некоторые. Старые, по большей части.
Дж. П. Морган[51] На слушаниях Конгресса осенью 1912 года.Оставив громаду верного "Понтиака-транс-эм" без единой капли бензина у дорожного знака, примерно через двадцать минут Пол Эбботт понял, что свернул не туда. А может, просто не разобрался в дорожных сплетениях, попавших на складку атласа. А может — и это наиболее вероятно, просто устал, страшно задолбался, утомился от дороги после сотен и сотен миль светящихся серых лент, протянутых через кажущиеся бесконечными кукурузные поля.
В чем бы ни была причина, до Нэшвилля Эбботт так и не добрался.
Черт возьми, может, он даже до Теннесси не доехал.
Он нашел только ржавый дорожный указатель, объясняющий всем, кому это может понадобиться, что до Мадригала (какого черта, что это, во имя всего святого? Разве не какой-то старый танец?) — четыре мили, а его население… сколько? Число либо скололи зубилом, либо над ним поработали стихии.
И вот Пол, держа в руке пустую канистру из-под бензина, стоит на краю города и глядит вдоль овеваемой всеми ветрами главной улицы на неуклюжее скопище зданий, которое подошло бы скорее для черно-белого вестерна с Рандольфом Скоттом[52] в главной роли, чем для чего-то хотя бы отдаленно напоминающего Дивный Новый Мир, обещанный приходом нового тысячелетия.
И ни одного человека вокруг.
Ни одной машины.
На первый, хотя и достаточно случайный взгляд — а Эбботт подозревал, что подобное впечатление останется неизменным и после многих других, более проницательных взглядов, — Мадригал казался городом призраков. Он точно никогда не появлялся на страницах "Нэшнл джеографик" и не удостоился даже сноски в каком-нибудь самом подробном путеводителе.
Определенно, этот город был далек от тех поселений, которые встречал Ларри Макмертри, колеся по любимым им федеральным шоссе, словно асфальтовый серфер, в поисках лучшего материала для своих "Дорог".[53] Целый мир лежал между Мадригалом и маленькими чудаковатыми городками, открытыми Биллом Брайсоном, когда тот вернулся в родную Америку, дабы найти свои корни в "Потерянном континенте".[54] Черт возьми, да на его фойе даже общинные хибары, затерянные в лесной глуши "Голубых шоссе" Уильяма Листа Хитмуна,[55] казались беспокойными метрополисами.
Чуть дальше по улице на ветру скрипнул знак заправки "Эссо"; скелет перекатиполя прокатился мимо, ткнувшись в дверь парикмахерской. Полосатый шест перед ней выцвел за годы, проведенные под солнечными лучами… или просто от многолетнего запустения.
Эбботт переложил канистру в другую руку и пошел к бензозаправке.
Все здания, мимо которых он проходил, были пустыми.
Нет, не просто пустыми — мертвыми. Правильно ли это? Может ли дом умереть?
Пол добрался до места, но дороге окончательно растеряв оптимизм. Дверь маленького домика напротив колонок была приоткрыта; Эбботт вошел внутрь и со стуком поставил канистру на деревянный пол.
— Здесь есть кто-нибудь? — крикнул он.
Ответа не последовало.
Пол вышел, направился к бензоколонкам. Потянул рычаг, отчаянно желая услышать болтливое жужжание обещанного бензина…
Ни звука.
— Твою мать!
Эббот двинулся дальше.
На тротуаре стоял большой знак, указывающий направо. Пол прищурился от солнца, сомневаясь, верно ли все понял. Буквы гласили: "ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНАЯ СТАНЦИЯ".
— Железнодорожная станция? Какого черта здесь делает железнодорожная станция? — спросил он у ветра. Если тот и знал ответ, то предпочел смолчать.
Эбботт вновь огляделся вокруг.
В таком случае где же рельсы? На дороге вроде бы ничего подобного не встречалось… хотя он больше глядел на стрелку указателя уровня топлива, неуклонно клонившуюся влево, чем на местные достопримечательности.
Станция оказалась пустой, это его даже не удивило.
Пол вошел, громко хлопнув дверью, и крикнул, но сквозняк подхватил его голос и унес вверх — туда, куда он уносит звуки, которые не желает хранить. Или не хочет, чтобы их слышал кто-то еще.
Стояла густая, недружелюбная тишина.
В окошке кассы появилось его собственное отражение. Оно уставилось на Пола, точно загипнотизированное видом единственного человека в Мадригале. Так же как и самого Эббота гипнотизировал город, полностью лишенный жизни.
Пол ступил на запекшуюся землю, обогнул здание и пошел искать рельсы.
Он нашел их — или то, что от них осталось, — в длинной колее, тянувшейся в обе стороны от Мадригала. Она сворачивала в город с западной стороны и, сделав полукруг, вновь уходила на запал; именно поэтому Эбботт не видел железнодорожные пути, когда шел сюда.
Стоя на берегу рва, глядя на рельсы — солнце садилось на горизонте, ночь фиолетовым кровоподтеком пробивалась сквозь золото и багрянец, — он услышал звук, очень похожий на гортанный смешок.
Эбботт оглянулся на здание станции. Там по-прежнему никого не было. Наверное, это ветер…
Обернувшись лицом к северу, на противоположной стороне колеи Пол увидел старика. Тот сидел неподвижно, и кривая усмешка играла на его лице. Эбботт все глядел, и человек, казалось, произнес что-то. Его губы изогнулись, сменив ухмылку на гримасу; в ней чудились непонятные вопросы и клятвы. Затем старик потер щеку культей левой руки, с которой свисала тонкая грязная струя бинтов, развевающаяся на горячем ветру.
