Игорь Мерцалов - Схаас
С другой стороны, сейчас он не помнил, что такое страх.
Руки разошлись, отскочили друг от друга, как два магнита, вплотную сведенные одноименными полюсами. Продолжая отступать, Джон развернулся, ухватил за кисть ближайшего орка и, не прекращая движения, швырнул его на свое место, под второй взмах катаны.
Он продержался еще с полминуты. За это время он убил одного орка, двоих оглушил, еще двоих ранил чужим оружием и сломал несколько лап (он уже сообразил, что костяные наросты защищают суставы орков от прямых ударов, но не от приемов самбо). Джон продержался бы, наверное, еще столько же, да нога подвернулась, он оступился — и тут же был повален наземь. Еле успел закрыть голову руками, как заработали орочьи сапоги. Впрочем, избиение было недолгим, потом сразу три пары лап подняли Джона, скрутили ему руки за спиной и заставили нагнуться, подставляя шею под смертоносный свист уже знакомой катаны…
— Дота!
Не без труда протолкавшийся к месту свалки Зохт-Шах в последний миг остановил губительную сталь. Он пролаял еще несколько слов, должно быть напоминая о ценности заложника. Руки Джона, все так же сведенные за спиной, захлестнула новая веревка.
Зохт-Шах велел продолжать работу. Обладатель катаны, держа меч направленным на горло пленника, смотрел не мигая. Очевидно, ему было велено «не спускать глаз» с жертвы похищения. Перед глазами у Джона плясали редкие огоньки, кровь, казалось, кипела в жилах, но боли от побоев он почему-то не чувствовал, хотя и догадывался, что пару ребер ему подпортили. Где-то в глубине сознания пульсировал настойчивый вопрос: ну зачем, ну ради чего? Ради Аннагаира? Они уже помогли друг другу, дальше пусть голова болит у эльфа — это его история, и по его милости она не завершилась тысячи лет назад. Ради сэра Томаса? Но и тут все долги уплачены: Змей мертв, Меч передан графу, это сам граф теперь многое должен Джону. Ради Истер? Вообще бред. Однако вид орков, память о пролитой крови, знание о доспехах Рота и, наверное, что-то еще, совсем уж неосознаваемое, не давали покоя. Игры судьбы крепко привязали Джона к какой-то особенной системе отношений; в ней были вещи, которым непременно нужно свершиться, и вещи, допускать которые нельзя любой ценой. Любой…
Единственная ясная мысль, посетившая Джона в тот миг, была связана с его родным временем. Впрочем, это скорее стоило назвать коротким сном наяву. Он увидел себя и своих родителей в замке, только уже взрослым. Он рассказывал им о своих приключениях в далеком прошлом, а они смеялись, и им было хорошо…
Как только орочьи лапы отпустили его, Джон подпрыгнул, сложился отработанным движением, протянул самого себя сквозь кольцо рук и провел веревкой по лезвию катаны. Никто из иджунов еще не понял, что произошло, а Джон уже завладел мечом и снес голову его обладателю.
Орки окружали Джона плотным кольцом, но оружие их лежало в ножнах, и первым их порывом было не нападать, а отступить, чтобы не угодить под свистящую сталь безоружными, но стоявшие сзади мешали, и вот еще один орк рухнул мертвым, другой упал с рассеченным снизу вверх бедром, третий — с распоротым брюхом. Вот наконец сталь зазвенела о сталь, и тогда Джон издал крик, ему самому показавшийся невероятно грозным; каким он был на самом деле — неважно…
Боль хлестнула по спине вдоль позвоночника, левая рука вдруг растеряла силы и почти перестала шевелиться, по груди пролегла красная полоса. Больно, очень больно, но Джон еще мог двигаться, и довольно ловко, судя по тому, как часто его меч рубил плоть врагов. Он уходил от ударов, делал подсечки, бил ногами тех, до кого было неудобно тянуться мечом, и убивал, убивал, убивал…
Доспехи Рота! Ну да, нужно помешать иджунам завладеть ими, только вот в какой стороне растет этот тис? Ладно, бог с ним, с тисом, все равно почти ничего уже не видно. Нет, видно — огонь в камине. Потрескивает… Да, вот и отец с матерью. Они спорят. Не без улыбки дуются на судьбу: они так любят друг друга, но отец в России начинает скучать по Англии, а мать, напротив, в туманах Альбиона старается разглядеть призраки далекого отечества. И смех и грех. Да постойте, помолчите, хочет сказать Джон, не о чем спорить. Пока я бродил по прошлому, сражался, кровь проливал, вот, хотите, шрамы покажу, только не пугайтесь, они уже давно зажили, а это что такое торчит в груди, странно, но это тоже давно уже прошло, пока я там жил, я часто вспоминал вас и кое-что понял, я сейчас скажу, только соберусь с мыслями… Это отчего-то так трудно, и дышать тяжело. Огонь в камине такой яркий. Потрескивает…
Стальная бабочка боевого топора взметнулась над лежащим Джоном.
Бой закончился быстро. Орки оказались не готовы к нападению и сумели только ранить шестерых гвардейцев, сами же полегли до единого. Сэр Томас не считал врагов, Меч Правосудия обагрился черной кровью по самую рукоять. Гарри успел сразить троих, еще двое достались Изабелле, которая наотрез отказалась оставаться в замке и во время пути норовила вырваться вперед, подхлестывая недоумевавшего Мышонка. Гораздо больше беспокойства доставили волчецы, почуявшие противника издалека, но без седоков они были не так опасны, хоть и повалили многих гвардейцев, хоть и рвали иных изрядно, все же гибли на копьях один за другим.
Раххыг был недоволен собой, ему достались только двое иджунов, но о своем недовольстве он потом вспоминал редко. Одним из первых миновал он линию волчецов и зарубил ближайшего орка, но ятаган застрял в теле и рукоять его пришлось выпустить. Недолго думая, Раххыг сорвал с пояса кистень Назаха, раздробил лапу следующему противнику и вдруг оказался рядом с Джоном. Человеческий герой, израненный, лежал на куче орочьих трупов, а над ним стоял иджун с обоюдоострым топором. Страшное оружие взлетело вверх. Раххыг послал своего волчеца вперед, уже зная, что опоздает, и тогда он метнул раскрученный кистень. Железная цепь захлестнула топор, рукоять кистеня стукнула орка по затылку, небольно, но неожиданно. Иджун отскочил в сторону, избегая возможного второго удара, увидел Раххыга и уже собирался было зарубить калунского волчеца, но бравый сотник дернул поводья, направляя животное чуть правее, и топор оставил на шкуре только царапину. Раххыг прыгнул на противника из седла, они покатились по земле, и вскоре калун выпрямился, сжимая в лапе окровавленный нож.
Вокруг добивали последних иджунов и волчецов. Раххыг подозвал свое ездовое чудовище — а то еще перепутают, откуда людям разбираться в породах и знаках на упряжи?
Изабелла, забыв обо всем, рыдала над Джоном. Тот лежал на спине, невидяще глядя в небо, кровавые лохмотья рубахи едва прикрывали искромсанную грудь.
— Молчит? — спросил, подходя, Раххыг.
