Антон Ермаков - Авалон:Хроники бессмертных
Настасья и Антон переглянулись и тихо засмеялись — всё разрешилось само собой, и теперь нет необходимости ничего и ни от кого скрывать.
— Марусь! — окликнула Настасья подругу, пока та ещё не свернула из коридора в комнату.
Малиновская обернулась. Два так хорошо знакомых ей силуэта выделялись темными контурами на фоне окна, подсвечиваемые луной.
— Только ты не подумай ничего такого. Я сама поняла это лишь неделю назад. В смысле… — Настя вздохнула. — Я не врала. Ни Жене, ни тебе. Никогда. Я любила его. Честно. Когда-то… Но он всё уничтожил. Все, что между нами было. И стало так пусто внутри. И ему, — Настя с нежностью посмотрела на Антона, — удалось заполнить эту пустоту. Я знаю: когда ты сам — тонешь, очень сложно вытащить с собою ещё кого-то. Но лишь после битвы я по-настоящему поняла, насколько мне дорог этот человек. Смертельная опасность потерять его расставила в моей голове все по своим местам. Все паззлы вдруг сложились в единое целое, понимаешь?
— Мне-то чего объяснять? — дружелюбно проворчала Малиновская. — Нужно быть честным лишь перед собой. Остальное — не так уж и важно. Я ни в чём не обвиняю тебя и ни на что не сержусь. Я просто шокирована, честно говоря, но… я рада за вас. Правда.
Они какое-то время стояли, глядя друг на друга, а потом Настасья робко улыбнулась и, бросившись к ней, заключила подругу в свои крепкие объятия.
Уэн Винг — как прозвали их дварфы — Великие Сёстры. И ничто не способно разрушить величайшую из магий — магию Дружбы. Ни война, ни боль, ни даже любовь…
* * *Когда ветреный апрель перевалил за середину, а ужасы и страхи прошедшей войны начали превращаться в воспоминания, преисполненные унынием и грустью, случилось так, что в душе Марии поселилась некая тревога и непокой, и стало казаться ей, будто должна она осуществить некий тайный замысел. Мысли об этом заполнили все её думы, и ничто не могло отвлечь её. Как будто нечто, давно хранившееся в памяти, вдруг поднялось из сокровенных глубин, требуя немедленного осуществления. Тогда она задумала великое Дело, и решила воплотить всё то, о чем видела лишь странные, неясные грёзы и сны, в хрупкое подобие реальности.
Маша явилась в Карнимирию в сопровождении нескольких друзей и, пока каждый из них занимался собственными делами, искала нужное Место. Лишь остановившись пред замковыми вратами, она поняла, что выбор сделан и больше нет нужды в поисках.
Тогда по её просьбе Вячеслав поднял из земли по обеим сторонам дороги, что вела в Нифльхейм, два высоких зелёных холма, и каждый, кто направлялся в замок, не мог не миновать их склонов, обязательно проходя между ними.
Мария же, встав между холмами и раскинув руки в стороны, собрала воедино все свои силы и все своё могущество, явив миру задуманное. Она воплотила в жизнь все величие, всю небывалую мощь Зелёной Магии, и на вершине каждой из возвышенностей проросли удивительные светящиеся и трепещущие на ветру зеленеющие ростки. С каждой минутой они возносились все выше и выше, пока не превратились в два Древа невиданной красоты. И в них Мария вложила всю свою любовь и скорбь, и Древа пронизаны были её памятью о двух величайших Бессмертных — Флавиусе и Сильфиде.
Подобных этим чудесным растениям не было нигде в обоих мирах. Они стали столпами, живыми монументами о погибших друзьях. Кора на Древе Флавиуса была золотого цвета, а упругие и толстые ветви рассыпались алым багрянцем ажурных листьев, и даже во мраке кромешной ночи они слабо светились, освещая путь всем, кто бродил под луной тропами прекрасной долины. На соседнем холме раскинуло мерцающую крону Древо Сильфиды: стройное и гибкое, серебристо-серая кора его тускло переливалась, словно усыпанная драгоценными каменьями, а длинные тонкие листья были цвета горных сапфиров.
Каждый, кому воочию довелось узреть столь великое диво, соглашался с тем, что подобного ему ещё доселе видеть никогда не приходилось.
Когда через несколько часов Древа достигли предела полного роста, вознесшись ввысь на много десятков метров, Малиновская почувствовала радость и облегчение: она поняла, что, наконец, создала именно то, что было в её сердце лишь неясной мечтой. И она поняла также, что более никогда в жизни не совершить ей подобного, ибо поистине великие творения можно создать лишь единожды. Два Древа стали величайшим из воплощений трудов её души.
С тех самых пор каждый, входящий в долину Карнимирии, видел по обеим сторонам ленты древней Дороги два огромных Древа: огненно-алое — слева, и серебристо-синее — справа, а сразу за ними возвышались Центральные Врата и твердыня древней крепости…
Вечером того же дня Малиновская отдыхала в одной из гостиных верхнего яруса замка в полном одиночестве: она очень утомилась, и ей не хотелось никого видеть и ни с кем разговаривать. Устроившись за письменным столом, она лениво перебирала мысли и воспоминания. Мягкое кресло приятно обволакивало тело, навевая легкую сонливость. Смотря в окно, она издалека любовалась плодами собственных трудов: из комнаты были видны несколько крайних ветвей Древа Сильфиды, и мягкий серебристый полусвет наполнял собою всё вокруг, загадочно поблескивая на стенах и тканях, на полированной поверхности стола.
Внезапно раздался негромкий стук в дверь. Маша слегка удивилась, подумав, что это, должно быть, кто-нибудь из дварфов. Любой из Авалона просто вошёл бы сразу, безо всякого стука, не став заморачиваться такими пустяками.
— Войдите! — крикнула она, и двери, тут же распахнувшись, пропустили в комнату троих дварфов. Впереди, неся на вытянутых руках какой-то не слишком объемный сверток, шёл Монфрод. Двое его сопровождающих выглядели несколько взволнованно. Мария поспешно встала, поправляя волосы и приветствуя гостей.
Дварфы низко поклонились, и в это время Малиновская успела разглядеть в руках Монфрода черную шёлковую подушку, покрытую сверху ромбовидным шелковым же платком. Маша кивком головы дала понять, что она их внимательно слушает.
— Моя Госпожа, — произнёс Монфрод, и видно было, что он заметно нервничает. — Чтобы хоть немного улучшить ваше настроение и скрасить печаль, позвольте преподнести вам подарок. Он долго ковался в наших подгорных кузницах именно для вас, и лишь несколько дней назад мы завершили сей нелегкий труд. Примите же, Миррен Лилит, этот дар, ибо лишь силами и жертвой жизни вашего зверя был изгнан Огненный Князь, — и дварф сдернул с подушки платок.
На черном шёлке покоилась вещь изумительной красоты: прекрасное золотое ожерелье было богато украшено инкрустированными в него огромными переливающимися изумрудами, а самую середину его венчала медвежья морда в виде подвески, отлитая из чистого золота.
