Клайв Стейплз Льюис - Хроники Нарнии
Солнце поднялось выше, горы по ту сторону мира постепенно исчезли. Стена воды стояла по-прежнему, но за ней только синело чистое небо.
Герои наши выбрались из лодки и пошли вброд не к стене, а на юг (стена была от них слева). Они и сами не знали, зачем туда идут, их словно что-то вело. За время плавания они очень повзрослели, но теперь снова почувствовали себя детьми и, раздвигая белые цветы, побежали по мелководью. Вода была теплой, с каждым шагом становилось все мельче. Наконец они выбежали на песок, а потом на траву – прямо перед ними раскинулся большой луг, поросший короткой нежной травкой. Луг этот был почти на одном уровне с морем и тянулся во все стороны без единого холмика.
Когда ты стоишь на ровном месте без деревьев, кажется, что небо далеко впереди соединяется с землей. Однако чем дальше они шли, тем больше убеждались, что это – не иллюзия; а вскоре они уже и не сомневались.
Перед ними, рукой подать, стояло небо – твердая ярко-голубая стена, похожая на стекло.
А между ними и основанием неба на зеленой траве лежало что-то столь ослепительно белоснежное, что даже теперь, когда глаза их глядели на солнце, они поначалу заморгали. Дети подошли ближе и увидели, что это – ягненок.
– Идите, позавтракайте, – нежно и звонко сказал он.
Только тут они заметили в траве полупогасший костер, на котором пеклась рыба. Они сели и принялись за еду, впервые за долгое время ощутив голод. Такой вкусной рыбы им еще никогда не приходилось есть.
– Простите, ягненок, – сказала Люси, – мы попадем отсюда в страну Аслана?
– Нет, – сказал ягненок. – Вы попадете в страну Аслана из вашего собственного мира.
– Как? – воскликнул Эдмунд. – Неужели туда можно попасть от нас?
– В мою страну можно прийти из всех миров, – сказал ягненок. И пока он говорил, его снежное руно вспыхнуло золотым пламенем. Он стал быстро расти – и вот перед детьми, сверкая гривой, стоял сам Аслан.
– Ах, Аслан, – сказала Люси, – как же попасть в твою страну из нашего мира?
– Я буду учить вас этому всю жизнь, – ответил Лев. – Сейчас я не скажу, долог путь или короток, знайте лишь, что он пересекает реку. Но не бойтесь, я умею строить мосты. А теперь идите. Я открою дверь в небе и выпущу вас в ваш мир.
– Аслан, – сказала Люси, – прежде чем мы уйдем, скажи нам, пожалуйста, когда мы вернемся в Нарнию?
– Дорогая моя Люси, – нежно сказал Лев, – ни ты, ни твой брат больше туда не вернетесь.
– Ой, Аслан! – в один голос воскликнули Люси и Эдмунд.
– Вы слишком выросли, дети, – сказал Аслан, – и должны, наконец, войти в свой собственный мир.
– Дело не в Нарнии! – всхлипнула Люси. – А в тебе. Там тебя не будет. Как мы сможем без тебя жить?
– Что ты, моя дорогая! – отозвался Аслан. – Я там буду.
– Неужели ты бываешь и у нас? – спросил Эдмунд.
– Конечно, – сказал Аслан. – Только там я зовусь иначе. Учитесь узнавать меня и под другим именем. Для этого вы и бывали в Нарнии. После того, как вы узнали меня здесь, вам будет легче узнать меня там.
– А Юстэс тоже сюда не вернется? – спросила Люси.
– Дочь моя, – сказал Аслан, – нужно ли тебе это знать? Идите. Я открываю дверь.
В голубой стене появилась трещина, в нее хлынул ослепительный свет, золотая грива легко коснулась Эдмунда, Люси и Юстэса – и они оказались в Кембридже, у тети Альберты.
Добавлю лишь немного: во-первых, Каспиан и его матросы благополучно прибыли на остров Звезды и увидели, что лорды пробудились от сна. Каспиан женился на дочери Раманду, увез ее в Нарнию, и она стала великой королевой, матерью и бабушкой великих королей. Во-вторых (уже в нашем мире), все признали, что Юстэс изменился к лучшему и его «совершенно нельзя узнать». Только тетя Альберта считала, что он стал заурядным и скучным, а виноваты, конечно, эти Эдмунд и Люси.
Серебряное кресло
Посвящается Никласу Харди
Глава первая
За школой
В тот скучный осенний день Джил плакала на заднем дворе школы. Плакала она потому, что ее дразнили.
Наша история не о школе, так что о ней я скажу немного, тем более что это не слишком приятная тема. Школа была для мальчиков и девочек, и ее обычно называли школой смешанного обучения; но если где что и смешалось, так это в головах ее начальства. Люди эти считали, что детям надо позволять все, что им нравится; а как на беду десятку ребят постарше нравилось дразнить и мучить всех остальных. Все мелкие и крупные пакости, которые в обычной школе можно обнаружить и пресечь за месяц, здесь процветали постоянно. Если что-нибудь и выплывало наружу, никого не наказывали. Директор говорил: «Гм, интересный случай», посылал за виновным и долго с ним беседовал. Тот, кто знал, как ему подыграть, становился даже его любимцем.
Поэтому Джил Поул и плакала скучным осенним днем на мокрой тропинке между школой и зарослями кустарника. Она еще не наплакалась, когда из-за угла вышел, насвистывая, мальчик. Руки он держал в карманах и едва не наскочил на нее.
– Смотри, куда идешь, – сказала Джил.
– Ладно, не заводись, – начал он и тут заметил ее лицо. – Что это ты?
У Джил дергались губы; так бывает, когда вы хотите что-то сказать, но чувствуете, что заплачете, едва откроете рот.
– Ага, значит, опять они, – хмуро произнес мальчик, еще глубже засовывая руки в карманы.
Джил кивнула. Говорить нужды не было. Оба понимали, о ком речь.
– Послушай, – сказал мальчик, – если мы все станем… – Он хотел сказать ей что-то доброе, но начал, как учитель на уроке, и Джил вскипела (да и как не вскипеть, когда тебе не дали выплакаться).
– Иди-ка отсюда, – сказала она. – Не твое дело. Тебя не спрашивали. Что же, так и подлизываться к ним, и плясать перед ними?
– Ты что! – воскликнул мальчик. Звали его Юстэс Вред, но вообще-то парень он был неплохой. – Джил! Разве это честно? Разве я сам так делаю? Разве я не вступился за кролика? Разве я выдал Спивинса, хоть меня и били? Разве я…
– Не знаю и знать не хочу, – всхлипнула Джил.
Юстэс понял, что она еще не отплакалась, и мудро протянул ей мятную конфетку. Себе он тоже положил одну за щеку. Джил понемногу отходила.
– Извини, Вред, – сказала она. – Я не права. Ты очень хороший… в этой четверти.
– Тогда и забудь, какой я был, – сказал Юстэс. – Да, такого гада…
– Вот именно, – сказала Джил.
– Значит, я изменился, по-твоему?
– Не только по-моему, они тоже заметили. Элинор Блекистон слышала, что говорила Адела Пеннифевер в нашей раздевалке. Она говорила: «Что-то Вред отбился от рук. Надо бы им заняться».
