Людмила Ардова - Путь интриг
Я был уверен, что будь герцог Брэд жив, он не стал бы участвовать в столь откровенном фарсе. Я не мог не прийти на это собрание. Дело в том, что если бы я не явился, то все обернулось бы куда хуже — меня могли обвинить в бунте и заговоре заочно, и все могло закончиться не изгнанием, а плахой. Такие были законы в Ларотум.
Не глядя ни на кого, я покидал важное собрание. Шаги мои отдавлись гулким эхом в моей голове, утратившей способность ясн видеть и остро соображать. Но не я один потерял в этом мире почву под ногами.
На ступеньках крыльца сидела сгорбленная фигурка. Ринна.
'Странно, что она здесь делает'? — равнодушно подумал я, — 'встречается со своим очередным учителем по части власти, лжи и предательства'?
Эта женщина совсем не интересовала меня. И я был слишком поглощен собственным горем, чтобы сразу заметить внезапную перемену происшедшую в ней. Она тихо окликнула меня.
— Что вы хотите? — хмуро спросил я.
— Я вам сочувствую, — тихо сказала она, — они поступили с вами очень подло.
— Оставьте свое сочувствие себе, вы в нем больше меня нуждаетесь.
— Я не обижаюсь, потому что понимаю, что заслужила…презрение.
Еще раз, взглянув на нее уже внимательнее, я увидел все ту же великолепную красавицу, украшение Дори-Ден и любого другого дворца. Все та же улыбка победительницы, чудесные глаза, роскошные волосы. Ее по-прежнему добиваются и любят.
Но что-то изменилось в ней. С недавних пор я очень хорошо начал видеть скрытую сущность человека. Он мог быть успешным, ярким, богатым, но все его внутренне несчастье, что он тайно носил в себе, выходило наружу под моим взглядом. И это никакие бриллианты скрыть не могли.
Ринна получила власть, но потеряла любимого человека. И вглядываясь в ее внутреннюю сущность, я ужаснулся этой выжженной золотоволосой пустыне.
Способность подниматься в небо, ходить по воде, играть со стихией, околдовывать и очаровывать — прибила ее к земле.
Передо мной сидел человек с единственным вопросом в глазах: 'зачем мне все нужно'?
Покоряя все более крутые вершины магии, Ринна стала терять себя. Но самое болезненное, что поняла она: единственным человеком на земле, который нуждался в ней, был граф Олдей, — беззаветно преданный ей, и которого предала она.
И даже если есть магия, способная вызвать к жизни мертвых, никакая магия не дарует их прощение, не изменит предательства.
'Что я наделала'? — вопрос, застывший в безумно-красивых глазах, останется с ней до конца ее дней.
Мне нечем было облегчить ее участь, и я пошел дальше.
Шаги! Сколько их в нашей жизни? Все ли верны? В том ли направлении мы шагаем? Унося ноги из дворца, я думал об этом.
Никогда не поздно спросить себя — по той ли дороге ты идешь? Подумать: может то, что хочешь получить, не стоит цены, которую платишь. Уверен ли ты, что хочешь за это платить? Тебе и в самом деле это надо? Я заплатил за свои ошибки.
И побрел домой, на улицу Стойкости. Точнее не придумаешь! — усмехнулся я. Теперь, как никогда, мне требовалась стойкость, чтобы окончательно не пасть духом. Рядом не было моих товарищей, и как знать, каким бы образом сложилась бы моя судьба, окажись они в ту минуту со мной рядом. Но все вышло так, чтобы я смог остаться один — наедине со своим бесславным поражением.
Глава 31 Отъезд. Слежка черного мага Троньена. Передача шкатулки в Ниме банкиру
Я вяло собирал свои вещи, решив с раннего утра покинуть Мэриэг. Ночь моя прошла пусто, без сновидений.
И те же лучи солнца, что встретили меня около года тому назад в этом городе, сопровождали теперь мой отъезд.
Я еще не знал куда поеду.
Покинув город своей мечты, я интуитивно выбрал тот самый путь, по которому прибыл в него. Первое место, куда я направился, была Нима. И пока конь мой неспешно скакал по Белой дороге, обгоняя пеших путников, у меня было время подумать.
Я старался не заглядывать в глубины своей души, и не отдавал себе отчет в том, что причина всех моих неприятностей прячется глубоко внутри меня.
Я испытывал сильное разочарование — мне казалось, что дорога чести, по которой я должен идти, приведет меня к вершинам мира, но все оказалось не так просто.
Первый рыцарь страны повел себя самым бесчестным образом, и это разрушило идеалы, сложившиеся в моей душе. Я привык думать о короле, как о первом среди первых. Но история в Сенбакидо, положившая начало моим сомнениям и то, что случилось в замке Брэда, не могли не привести меня к полному разочарованию в своей искренней вере.
Наблюдения за жизнью двора дали серьезную пищу для моих размышлений.
При многих своих недостатках, ни один из прежних рыцарей, которым я служил, не обладал столь явной распущенностью нравов. Напротив, они скорее служили для меня эталоном мужской доблести и рыцарской чести. Но то, что я увидел в Мэриэге, превзошло самые скромные из моих познаний о низости человеческой натуры.
Хуже всего то, что мне пришлось познать разочарование в людях, к которым я понемногу проникся доверием — а потерять веру в людей — это худшая из зол.
В принципе, я понимал, что прекрасно могу ладить с людьми, управлять ими и направлять их, но мне не хватало отстраненности, которая приходит с годами, и дает возможность не забивать себе голову ненужными чувствами. Я не мог до конца просчитать поступки людей, и это сильно огорчало меня. Люди иногда начинали вести себя совершенно неожиданно, как например, наблариец Рантцерг. Теперь я понял поступки принца Валедо, — на него из-подтишка влиялАлонтий Влару, играя на слабостях Орантона, но я не сумел разглядеть это своевременно!…
Наверное, более всего, на тот момент, я разочаровался в самом себе, а это — последнее дело. Я перестал верить в свою звезду, решил, что удача отвернулась от меня — на самом деле все было проще: мне не хватило опыта в дворцовых интригах, мне просто не хватило изощренности и закалки, я полез в схватку плохо подготовленным. Удача здесь была ни при чем. Удача — это, всего лишь, результат хорошо продуманных комбинаций и вера в себя самого.
Я, время от времени, возвращался мыслями к своим ошибкам и снова, и снова корил себя за них, чувствуя на своем лице краску позора, вспоминая момент, когда меня лишали рыцарского звания.
Теперь мне была уготована участь вэла, простого наемника, которого первым бросают в схватку в самых опасных местах, надо мной будут смеяться, меня будут дразнить, но это ничто, по сравнению с тем чувством стыда и злости за свою ошибку, которое грызло меня изнутри.
Я понимал, что все потихоньку перемелется. Так уж устроен человек: ни одну боль он не может носить в себе вечно — и страсти по Мэриэгу когда-нибудь оставят меня, но одна тайная тоска долго будет преследовать меня: мое увлечение Лалулией Фэту не хотело столь быстро покидать пределы моего разума, вновь и вновь возвращая меня к ее образу.
