Михаил Попов - Пророчество Золотого Перуна
Непонятное чувство кольнуло грудь. Еще не понимая, что насторожило, Сергей внимательно осмотрелся, прислушался. Яросвет по прежнему храпит как разъяренный змей, девушки тесно прижались друг к другу, шут… Шут!
Сергей вскочил, только теперь понимая, что давно не слышит его тонкого, переливистого храпа. И самого шута не оказалось на том месте, где он недавно спал!
Нашелся шут неподалеку от неподвижно лежащего Кощея. Специально, или действительно случайно поворачиваясь во сне, откатился далеко в сторону, еще чуть-чуть, и на Кощея навалиться. Сергей потолкал его ногой, дождался пока откроются сонные глаза, и красноречиво погрозил кулаком.
Неразборчиво бурча, что и во сне ему маленькому и слабому не дают покоя, шут вернулся обратно к костру, и моментально уснул.
Сергей потер виски. Тучи надежно спрятали луну, не понятно пора будить Яросвета или еще нет. Наверное все же пора, решил Сергей, и растолкал спящего друга.
Зевая так, что едва не выворачивалась челюсть, Яросвет занял его место, подбросил в прогоревший костер несколько веточек, и клятвенно пообещал не сводить с шута глаз.
Сергей с наслаждением вытянулся у костра. В голове, назойливой занозой, почему-то крутились слова шута, о том какой он маленький и слабый. Но глаза закрывались сами собой, и разбираться что в этих словах такого важного совсем не хотелось.
Сны пришли тяжелые и мрачные. Кто-то кого-то догонял, яростно звенели мечи, приснился Кощей, вскинувший меч почему-то над Добромилой, которая неразборчиво повторяла одну и ту же фразу. Сергей дернулся и проснулся. Холодный ветерок неприятно скользнул по мокрому лбу, заставил поежится, и пододвинуться поближе к костру. Предрассветная хмарь туманом окутала землю, было промозгло и холодно. От костра донесся негромкий разговор. Бросив туда взгляд, Сергей увидел Яросвета и Светолику, о чем-то беседовавших вполголоса, хмыкнул, — и не лень им — и снова крепко уснул. На этот раз без снов.
Лику разбудил жук. Толстый, наглый, он полз по руке, щекотал усиками, и даже не упал, когда она попыталась его стряхнуть, а вцепился острыми коготками, пережидая неожиданную бурю. Нехотя открыв глаза, она сбила его щелчком, и потянулась. Солнце уже встало, птицы со щебетом носились в хмуром дождевом небе, ловко подхватывая зазевавшихся мух.
Странно, Яросвет должен был разбудить ее еще затемно. Сбоку негромко зашебуршало, и тут же звук прекратился, словно устыдившись своей бесцеремонности. Лика лениво привстала на локте.
Яросвета и Светолики не было. А над мирно спящим Сергеем, навис шут, сжимая обеими руками, его же, Сергея, меч. Увидев, что Лика проснулась, шут торопливо вскинул руки над головой.
Ужас сдавил горло девушки, не давая даже крикнуть, разбудить, предупредить. Она вскакивала на ноги, понимая, что не успевает, меч уже падает вниз, сейчас жадно вопьется в мягкую плоть, брызнет кровь, хрустнут разрубаемые кости, и обрвутся сразу две жизни. Одна сейчас, а другая в тот момент, когда любящее сердце остановится от тоски и от горя.
На губах шута мелькнула торжествующая ухмылка, и тут же сменилась гримассой недоумения. Клинок, вместо того что бы разрубить упругое тело, вдруг ткнулся в твердую от спутанных корней землю. Опустив взгляд к ногам, шут наткнулся на холодный взгляд совершенно не тронутых сном глаз. В следующий миг, грудь пронзила острая боль, настолько сильная, что вдох замер на кривящихся в ухмылке губах. Покачнувшись, карлик упал навзнич, широко разметав руки в стороны. Из его груди торчала желтая костяная рукоять кинжала.
Перекатившийся в сторону в самый последний момент Сергей, упруго вскочил, и нагнулся над умирающим карликом.
— Зачем? — просто спросил он, равнодушно глядя, как жизнь покидает дрожащее в агонии тело.
Он даже не удивлялся этому равнодушию. Только мелькнула в голове мысль, что слишком быстро привык убивать. Что это неправильно, но тут же осек сам себя: лучше убьешь ты, чем убьют тебя. И эту науку он уже выучил на отлично.
— Хозяин… дал все… он бы щедро… — на губах шута вздулся кровавый пузырь, лопнул, струйка крови сбежала из уголка губ. — Да, очень щедро…
Он захрипел, что-то еще пытался сказать, но Сергей его уже не слушал. Протянув руку, резко выдернул кинжал из тщедушной груди, от чего шут выгнулся дугой, и замер, больше не шевелясь.
Лика ураганом налетела на Сергея, обняла, прижалась так крепко, что он явственно ощутил как часто бьется в ее груди всполошенное сердце. По лицу девушки бежали слезы, которые она даже не пыталась спрятать. Он обнял ее, успокаивающе погладил по спине.
— Да будет тебе, — шепнул он. — Все же обошлось. Видишь, этот кинжал не только Кощея может успокоить.
Она подняла заплаканное лицо, их глаза встретились, и Сергей ощутил как затягивает его водоворот ее глаз, как шея сгибается, и противостоять этому невозможно, буд-то накинули петлю, и сильная рука тянет веревку, заставляя покориться, опустить голову, касаясь губами жарких девичьих губ. Он не сопротивлялся, ее дыхание тронуло его подбородок, он уже ощущал идущий от ее губ жар. Лика затрепетала, закрыла глаза, готовясь отдать всю себя в долгожданном, сводящем с ума, поцелуе.
— Кхе, что голубки, милуетесь, — прокаркал в стороне голос Кощея. — Ну ничего, недолго вам осталось! Но все равно жаль, что шут оказался таким никчемой!
Лика отпрянула от Сергея, заливаясь густой красной краской. Смущенный не меньше ее, Сергей разжал руки, с неохотой отпуская сильное гибкое тело. Пытаясь сгладить возникшую неловкость, повернулся к связанному цепями пленнику.
Кощей умудрился выплюнуть кляп, и теперь нагло скалил зубы, глядя на пылающие щеки молодых людей.
Стараясь не смотреть на Лику, Сергей быстро подошел к Кощею, и не обращая внимания на насмешки, затолкал кляп обратно в рот. Пока он завязывал на его затылке веревку, которая удержит кляп на месте, Лика вполне овладела собой, но стала хмурой и раздражительной.
— Куда этот остолоп, Яросвет, подевался? — потихоньку начиная заводиться, спрашивала она у деревьев. — И эта тихоня, тоже мне, дочка бога! Не успели глаза закрыть, как уже хвостом закрутила! А то все краснела, глазки опускала! Ну, доберусь я до них!
Сергей попытался ее успокоить, но лишь привлек к себе внимание, и уже сам был не рад, что открыл рот. Лика надрывалась так, как буд-то он перед ней в чем-то провинился.
— Ты его не защищай! — бушевала Лика. — Он сторожить был поставлен! Между прочим тобой! У тебя что, мозгов не хватило, меня вперед него поставить? Ты же знаешь, что он дрыхнет как суслик, верхом на коне уснуть может! А ты самый умный, да? Сложно было посоветоваться? Командовать нравится, да?
