M. Nemo - Песнь Люмена
Последний фыркнул, посерьёзнел. Остальные молчали, Вельзеор, Велил, Адей и даже Енор.
Как ни в чём не бывало Люмен стоял и смотрел на него. Шеол нахмурился ещё сильнее и тут Люмен расхохотался. На лице Шеола отразилась обида. Особенно когда рассмеялся и Вельзеор, и другие следом.
— Благодарю, очень, — Шеол сложил руки на груди.
И получил тот же жест в ответ, от Люмена. После чего сам рассмеялся и представление продолжилось. Куклы передвигались по сцене сопровождаемые комментариями то Люмена, то самого Шеола. Вельзеор только раз заметил, что не стал бы недооценивать Жриц Огня. Велил предпочитал молчать, греясь в тепле от разгоревшегося костра. Адей только и успевал запоминать, а Енор давно наблюдал за всем так, будто видел уже ожившие краски.
— Я бы и сам смог забраться туда.
Люмен не замедлил ответить:
— Попробуй.
Шеол не остался в долгу.
— Да я постоянно был на вершинах. Это вы кристальные будете тащиться как морж на суше.
— Конечно, — тон явно не соответствовал содержанию.
— Самомнение, — буркнул Шеол.
На этот раз громче всех смеялся Вельзеор. Люмен улыбнулся опуская лицо. Хотел ответить, но тут обернулся резко, почуяв её присутствие. Всё его веселье как рукой сняло. Он начал отступать назад, когда все были увлечены представлением. Пробравшись за скопление людских тел, Люмен оказался у шатра, самого большого во всём поселении. В отличие от других, костей на нём не было, не было и характерных узоров на шкурах покрывавших шатёр. Только полог над входом был чёрен и такой тяжёлый, что даже изредка подымающий голову ветер не мог его побеспокоить.
Резко откинув полог, Люмен решительно вошёл внутрь и тут же остановился. Ткань за ним тяжело рухнула.
— Наигралась?!
Кайла не выглядела ни озадаченной, ни пристыженной. Волосы распущенные как всегда, светились в свете разведённого на голой земле костра, размеры шатра позволяли такую вольность. Вместо костюма на ней было одеяние из грубой ткани и не видно было, боса ли та. Кайла улыбнулась через полумрак огня.
— Меня вдохновляет твоя реакция, — ответила она. — Столько выразительности.
— Теперь ты прекратишь.
— Пожалуй. Но разве не интересно: посмотри на них. Всё будет идти и дальше, Шеол всё больше будет успокаиваться и найдёт себя. Вельзеор обретёт в нём потерянного брата. Велил, он молчит не от коварства. А оттого, что не умеет понравиться на словах. Но ему придется говорить, того потребуют цели. Всё продолжится, смена дня и ночи, рождение новых людей, будут устанавливаться связи, и изменяться старые. Но ты уже не будешь частью этого. — Последнее она договорила лишённым интонаций голосом. Но оттого стало ещё тише и глуше кругом.
— Не имеет значения.
Вопрос во взгляде.
— Ты!.. — Люмен не успел договорить.
— Ведь тебя злит не то, что я пыталась манипулировать тобой, а то, что у меня получилось.
Злая усмешка.
— Пытаешься дать мне замену.
— Ты ведь нуждаешься в подобных связях, друзьях, братьях. Я всего лишь хочу напомнить тебе вкус жизни.
— Зачем?
Другого бы это испугало, Кайла осталась невозмутимой.
— А зачем ты там лишённый жизни внутри?
Он замолчал, как если бы его самого задули изнутри. Это была правда, и Люмен не смел оспаривать её.
— Для мира стараешься, — только и выговорил он.
— Нет, — Кайла подошла совсем близко, а пальцы ног выглядывали из-под подола, когда она ступала по расстеленным шкурам. — Для тебя. Живи сейчас. Пока есть возможность, живи. — Они были одного роста, так что Кайла говорила, почти касаясь его губ. — Я столько могу показать тебе, открыть. То, о чём ты даже не догадываешься. Ведь… — Кайла остановилась, голос дрогнул. Она не договорила.
Утром звёзды светили ярко, и снег стлался белым полотном. Под мерцание костров, под блеск жадных глаз он вышел к пепелищу. Пепел прилипал к сапогам, а воздух пах горами. Дышать было легко, но нечто тяжёлое подымалось внутри и заполняло горло.
Смотря на собравшихся людей, Люмен сказал:
— Мы нападём на Небесный Чертог!
Ответом ему было зарождающееся ликование.
— И сокрушим его. — Он почти кричал, а кругом зажигались огни. Начинали бить барабаны.
— Новости. Новости!
Гонец с бледным лицом и горящими красным щеками успел выбежать, прорываясь через людское кольцо.
— Новости о Чертоге!
Стало очень тихо, но так же били барабаны.
— Они выходят и строятся у Великой Горы.
— Завтра мы сокрушим его! — вскричал Люмен и повернулся в сторону Кайлы. Взгляд её был таким же тёмным.
15
«И тогда я скажу: не было ничего, не было ничего, не… И пойму, что не могу говорить. Это сон или полёт? Я в вечности. Всё едино. Только почему так горячо там… там было сердце.
Я здесь
Я здесь…»
Молитва
Утро. В Ушаде есть старая статуя, сделана она не изо льда, как принято у иовов, да и не отличается особой изысканностью. Статуя вырезана из грубого камня, шершавого как само море и такого же вечно шепчущего. Многие поколения сменились, а никто и не помнил, когда та появилась. А кто статую создал — так вообще не задумывались. Не могло быть у неё творца.
Лицо некогда было гладким и выразительным, но и тогда не имело узнаваемых черт. У Императора нет лица, вот и здесь он был лишь образом. Да и за прошедшее время только глаза да губы ещё угадывались на статуи, руки с открытыми ладонями, изгиб одеяния, закрывающего ступни.
Это было единственное Его изображение на всей планете, никто и не решился бы на подобное. И уж кем был творец статуи, о чём помышлял — только та так сроднилась с замком, что никто уже и не думал прятать древнее изваяние.
У статуи были обкрошившиеся пальцы рук, кончик мизинца давно отпал. Со спины часть одеяния открылась как оголённая кость, оставляя только грубую фактуру. Но что-то было в самой статуе, что-то родное. Отчего к ней часто приходили постоять рядом или обратиться с тихим разговором. Так бывало до сегодняшнего утра.
Верёвки взмыли вверх. Впервые здесь заплясал свет факелов. Как заезжие шуты из далёких земель, огни плясали по стенам и потолку. Верёвки затянулись на голове с мудрыми глазами без зрачков.
Люди закрепили их концы в механизмы, прикрепили те к полу. В тишине колёса пришли в движение и принялись пожирать на глазах натянутые до предела верёвки. Одна заскрипела. И статуя поддалась.
Накренившись безмолвно, вдруг обрушилась вниз и разбилась на большущие куски грубого камня. Статуя не была сделана из кристалла. И впитав миллионы непроизнесённых слов, осталась лежать пыльной грудой по гладким плитам.
