Анатолий Агарков - Семь дней Создателя
Поправляя свесившуюся с носилок руку погибшего моряка, санитар вдруг заявил:
— Она тёплая.
— Разлагается, — зевнул его пессимистичный коллега.
— Да нет же, — настырный врачеватель разорвал полуистлевший тельник и приложил ухо к неподвижной груди.
— Стучит? — поинтересовался пессимист и постучал в окошечко кабины. — Эй, потише на ухабах — груз 200 оживает.
— И грудь тёплая, — волновался первый санитар.
— А ты искусственное попробуй, — советовал второй, — рот в рот.
Машина въехала на территорию госпиталя и остановилась. Фельдшер распахнул заднюю дверь:
— Что тут у вас?
Выслушав, ругнулся:
— Чёрте что!
Но вернувшись в кабину, приказал водителю:
— К лечебному корпусу.
Сердце моё услышал чувствительный прибор. Заволновались врачи, подключили к аппарату искусственной вентиляции лёгких, собрали консилиум.
— Этого не может быть, потому что этого быть не может никогда.
— Ну, как же, как же…. Истории известны факты. Заговорщики накормили Григория Распутина отравленным тортом, расстреляли из нагана, опустили под лёд, и только через два часа достали. И что вы думаете? У него билось сердце.
— Если это не Божий промысел, то следствие сильнейшего облучения.
— Да-а, всем радиация вредна, а кому-то — мать родна.
Я пришёл в сознание и первым делом ущипнул медсестру за тугую ягодицу. Сестричка перепугалась, а Билли заворчал:
— Брось дурные мысли.
— Я снова жив, Билли! Всем смертям назло дышу и радуюсь. Как это здорово! Пойдем, побегаем по травке.
— Лежи, не рыпайся. Послушай мудрого совета — лучше месяц отлежать в палате
госпиталя, чем годы томиться в лаборатории клиники. Надеюсь, не горишь желанием стать объектом научных изысканий.
Я не горел и присмирел. Напрасно сёстры вертели попками, поправляя постель или двигая шторы. Врачи отмечали нормальный ход реанимации организма — без скачков и провалов. Как и предсказывал Билли, обещали через месяц выписать.
Меня навещали. Анна Филипповна каждый день с бульончиками, котлетками, пирожками. Корабельные друзья в дни приёмов. Штабное начальство раз в неделю. Однажды нагрянул командующий ЧФ — то-то переполоху в госпитале. Наградил рукопожатием:
— Домой, герой, не хочешь скататься?
Герой хотел и начал считать дни до выписки. Лечащий врач не разделил моего оптимизма.
— В Башкирию — эку даль! Вас понаблюдать бы ещё, голубчик.
— Доктор, я только туда и обратно, невесту заберу и снова в Севастополь.
Невеста оказалась мужней женой, к тому же беременной.
— Как говорится, ты слишком долго плавал, — горько усмехнулся, глядя на формирующийся животик.
— Не рви мне сердце, — промокала глаза Люба. — Все говорили, ты погиб.
— Долго плакала?
— А ты, ты разве любил меня? Ну, признайся.
— Я и сейчас люблю. Собирайся, поедем в наш дом у моря.
— Нет, Алёша, не судьба мне жить с тобой.
— Знаешь, чем кончаются неравные браки? Через год он начнёт пить, а через два тебя бить.
Слёзы высохли, взгляд посуровел.
— Может, он не образован, но он мужик.
Что возразить? Перемудрил я с Л. Черновой — проще надо было, проще.
— Дом продавать будешь?
— А? Что? Да нет, живите. В Севастополе оформлю и пришлю вам дарственную.
— Уезжаешь?
— Не хочу с твоим благоверным встречаться, ведь отступиться обещал.
— Он поддержал меня в трудную минуту.
— Затащив в постель?
Люба встала, подала руку.
— Мне очень жаль, что так получилось.
— Что жив остался?
— Ну, зачем? Я рада, что жив и верю, ты ещё встретишь своё счастье.
— Моё счастье это море, а женщины…. Не думаю, что рискну ещё раз. А ты приезжай, если бить станет, или напиши — я приеду.
Дорогой успокоился. Всё верно, все на своих полках. Чего хотела, то и имеет — мужа механизатора. Тычинки-пестики!
Л. Чернова лишила меня надежд на семейный уют, на счастье покусилось командование. Отремонтированный "Севастополь" вернулся в родную бригаду, но моё место командира БЧ было занято.
— За штатами вы пока, — сказали в стройчасти. — За штатами. Попробуйте обратиться к командующему.
Записался на приём.
— Помню тебя, помню, герой, — адмирал широким жестом пригласил сесть.
Извлёк из бара коньяк, рюмки, блюдце с дольками лимона.
— Есть повод, — наполнил тару. — Поздравляю с очередным воинским званием капитана первого ранга. Один шаг до адмирала.
Он с чувством треснул хрусталём и опрокинул рюмку в рот.
— Пей, пей, потом будешь благодарить.
Дольки лимона впитали сахар. Командующий налил ещё.
— Не обженился? Оно и к лучшему. В Москву поедешь. В Кремле станешь служить — хранителем чёрного чемоданчика. Слыхал про такую должность? Нет? Едрёную кнопку таскать за президентом. Весь мир объездишь — куда он, туда и ты. Там уж смотри, Алексей Владимирович, общаться с Верховным придётся, про нас смертных не забудь. Давай на посошок.
Если я возражал, то только в душе, потому что согласия моего никто и не спрашивал. Поступил приказ — надо выполнять. Прощай, море!
Собирал в дорогу чемодан под тяжкие вздохи Анны Филипповны, тут нагрянула корабельная братва.
— Ишь каков, улизнуть хотел — а отвальная, а звёздочку обмыть? Ты что ж не хочешь к нам вернуться?
— Говорят, на год бодяга.
— Космонавты дольше летают.
— Ну, тогда "поехали!".
На ответственном посту менял подполковника из десантуры. Тоже, кстати, герой России. В нужном месте меня уже посвятили в особенности и секреты новой службы, тестировали на знание инструкций, так что, без лишних фраз обменялись рукопожатием — пост сдал, пост принял — и рядом с оптимизатором защёлкнул на запястье ещё один браслет.
Президенту не представляли — не велика ерошка, офицерик при чемодане. Он лишь царапнул взглядом, проходя мимо. А через пару дней, точнее ночью нагрянул знакомиться. Выходит из опочивальни, полные руки стекла — водка, бокалы.
— Сиди, сиди, — на мой подскок. — Ближе тебя никого нет, а я имени, понимаешь, не знаю.
А ведь верно подметил — один в спальне, охрана по периметру, только я под боком.
— Капитан первого ранга Гладышев Алексей Владимирович, — представился, принимая наполненный бокал.
— Только не говори, что не положено. Мне, понимаешь, врачи запрещают, но обычай требует. За знакомство!
Пустые бокалы встали рядом, Патрон взялся за бутылку.
— Я по-американски, а тебе, наверное, закусочка нужна?
— Обойдусь.
— Вот это правильно, так и отвечай. Надоели эти — господин президент, товарищ Верховный Главнокомандующий. Это я сегодня, а завтра пенсионер, понимаешь, и если теперь буду чванится, ты мне потом руки не подашь. Верно? Ты, Алёша, будь проще, по крайней мере, в обстановке, когда не требуется соблюдать букву протокола. Давай-ка выпьем, и ты расскажешь о себе.
