НИЭННАХ ИЛЛЕТ - ЧЕРНАЯ КНИГА АРДЫ
Андар вскочил и схватился за меч, заслонив собой менестреля. И тогда заговорил правитель. Тихий голос его прозвучал властно и сурово:
– Ты, Нолдо, и ты, мальчик – вложите оружие в ножны. Умерь свой гнев, воитель: пока еще я властвую здесь, и никто не поднимет меча на моих гостей – таков закон гостеприимства. Не заставляй меня жалеть о том, что тебе позволили оставить при себе меч.
Нолдо резко развернулся и вышел из зала. Правитель проводил его долгим взглядом.
– Странны песни Смертных… Верно, слово ранит больнее клинка… Горько слушать тебя, менестрель… и все же – пой. Я хочу слышать, хочу знать. Пой, я прошу тебя.
И снова запел Дайолен – о том, чего не мог видеть, о том, что услышал в биении Звезды. И правитель сидел, впившись в виски пальцами, а потом еле слышно прошептал:
– Не надо… Не надо больше… Больно…
Звенящая тишина повисла в маленьком зале. Правитель беспомощно смотрел в глаза менестрелю, и голос его прошелестел как осенняя листва:
– Мне нечем одарить тебя… да, кажется, ты и не взял бы дара, ибо песни твои выше всех даров… Прими хотя бы это…
Бесшумно подошел к менестрелю слуга и, поклонившись, подал ему резной деревянный кубок, оправленный в серебро:
– Правитель посылает тебе эту чашу, менестрель.
Дайолен поднял глаза на Эльфа и протянул руку. Рука замерла в воздухе – как-то беспомощно.
– Что же ты? – начал было правитель. И вдруг осекся. – Ты… ты не видишь?
Горькая улыбка тронула губы Дайолена:
– Я слеп от рождения, правитель.
– Но как же…
– Глаза – я вижу. Больше ничего.
Андар осторожно принял у Эльфа кубок и положил на него руку Дайолена. Менестрель поднялся:
– Пью за тебя, правитель!..
Эльф подошел бесшумно и сел рядом.
– Менестрель.
– Да?..
– Я хотел просить тебя спеть мне.
– О чем ты хочешь услышать? – Дайолен выглядел задумчивым. – О заповедных лесах Дориата? О государе Элу Тинголе и его королеве Мелиан? Или о королевне Лютиэнь, прекраснейшей из Бессмертных?
– Да! – порывисто ответил Эльф – и тут же вскинул на Дайолена удивленный взгляд. – Но как ты…
– Ты Синда, и, судя по выговору, из Дориата.
– Ты так хорошо знаешь языки Эльфов? Откуда? Впрочем, нет, потом; пой.
– Хорошо, – у менестреля была странная улыбка. – Только я буду петь по другому. Не так, как рассказывают у вас.
– Это все равно.
…Только один раз Эльф не смог сдержать тяжелого вздоха.
– Странная… песня…
Теперь Дайолен смотрел ему в лицо – очень серьезно и печально.
– Откуда вы там, на Севере, знаете это?
– Но ведь они пришли именно к нам, – так же серьезно ответил менестрель. – Я не думал, что ты дослушаешь до конца.
– Теперь уже все равно. Кто тебе это рассказал?
Дайолен не ответил.
– Я хотел бы спеть тебе еще одну песню – и, не дожидаясь согласия, запел.
Из сумрака Севера вновь в колдовские леса
Вернулась твоя звезда, о Даэрон.
В вечерней тени звенят соловьев голоса -
Умолкла твоя весна, о Даэрон…
Цветы и звезды в венок вплетай,
Как сердце, бьется пламя свечей…
Прощай, любовь моя, прощай,
О Лютиэнь Тинувиэль…
Как под ноги – сердце, ты песню бросаешь свою -
Последнюю песню, о Даэрон.
Легенды слагают о птицах, что лишь перед смертью поют -
Но смерть не излечит тебя, о Даэрон.
Полынью песню в венок вплетай
Горчит на губах золотистый хмель -
Прощай, любовь моя, прощай,
О Лютиэнь Тинувиэль.
Зачем тебе пить эту чашу до дна?
Вино золотое горчит, как вина,
Шуршат, как осенние листья слова,
И сломана флейта – но песня жива.
Прощай, любовь моя, прощай,
О Лютиэнь Тинувиэль.
Зачем тебе пить эту чашу до дна?
Два озера боли на бледном лице,
А звезды – как камни в Железном Венце,
И память не смоет морская волна
И в темных одеждах – как скорбная тень -
Один лишь венка из цветов не надел…
Прощай, любовь моя, прощай,
О Лютиэнь Тинувиэль.
И в светлой земле, что не ведает зла,
Истает ли тень, что на сердце легла?
Исчезнет ли боль, что – как в сердце игла…
Прощай, любовь моя, прощай,
О Лютиэнь Тинувиэль…
И жжет предвиденье, как яд:
Тебе – уйти на путь Людей
Но пусть еще – последний взгляд…
Поет безумный менестрель:
Прощай, моя звезда-печаль,
Прощай, любовь моя, прощай,
О Лютиэнь Тинувиэль…
– Прости, Даэрон.
– Как ты узнал?..
– Слушал и слышал.
– Нет, не это… Сейчас – как?
– Глаза. А еще – когда ты слушал. Ты споешь?
– Я не пел… с тех пор. Откуда ты узнал о флейте?
Дайолен пожал плечами:
– Не знаю… Мне так показалось.
– Хочешь знать, как это было?
– …Ты споешь еще, Даэрон?
Менестрель поднял взгляд на короля. Он один здесь был в темных одеждах – ни одного драгоценного камня, ни даже тонкой нити серебра.
– Нет, король, – ответ прозвучал твердо, почти жестко. Он стоял очень прямо, стиснув флейту в побелевших руках, – я больше не стану петь.
Он не сказал – никогда, но это было больше, чем отказ, и все почувствовали это.
– Кто возьмет флейту мою?
Даэрон почти надменно оглядел собравшихся. Никто не шелохнулся.
– Ну что ж, да будет так.
Резко хрустнуло ломающееся дерево.
– Я больше не стану петь, король.
Он коротко поклонился – почти кивнул – Элу и Мелиан и низко склонил голову перед Лютиэнь. Ей показалось – он что-то еще хотел сказать ей, но промолчал и стремительно вышел…
«Прощай, любовь моя, прощай, о Лютиэнь Тинувиэль…»
– И – ни одной песни, ни одной мелодии?
– Мне не сделать новой флейты. А взять чужую не могу. Руки болят.
– Ты можешь не петь?
Лицо Даэрона дернулось.
– Нет… – почти шепотом ответил он.
Дайолен решился внезапно:
– Возьми лютню. Я покажу.
– Прощай, Даэрон.
– Прощай, Дайолен. Я хотел спеть тебе на прощание.
– Я буду благодарен тебе.
– В последний раз – позволь сыграть на твоей лютне…
…Песня была похожа на печальный осенний дождь; и нездешней тоской звучало:
Чаша моя пуста -
Некому вновь наполнить ее.
Чаша моя пуста…
– Благодарю. Прощай, Даэрон.
– Прощай, Дайолен. Мы должны были стать врагами, но, видно, и врагов равняют потери…
– Разве враждуют менестрели? Разве не все мы равны перед Пламенем и Словом?
– Должно быть, ты прав…
– Менестрель…
– Да, правитель?
– Прости, если мои слова причинят тебе боль… Я все пытаюсь понять… Я могу представить, как это – не видеть… Но ты… Ведь ты всегда смотришь в глаза…
– Я понял тебя. Так и было – я увидел глаза. Его глаза… – Дайолен замолчал, стиснув руки. Потом продолжил:
– Глаза Учителя. Вот с тех пор… А он говорил, что ничем не сможет помочь… а я вижу… и Звезду… вижу…
