Петр Верещагин - Последний оплот цивилизации
Потом своеобразным эхом повторяются первые куплеты песни, но людям уже нет до этого дела. Оставив у Стены сломанное оружие, они направляются вверх по склону Холма – к своим.
Немногочисленные Измененные, свидетели этой странной сцены, тупо смотрят в спину уходящим Людям, и в угольно-черных бусинках их глаз тлеет отражение того же животворного огня…
Осколок одиннадцатый. Скала
Отдаленный шум.
Сперва я принимаю эти волны за часть собственного сна, но постепенно понимаю – шумят снаружи, да не просто шумят, а орут на всю Цитадель. Что бы там ни было, пора просыпаться.
Выглядываю в коридор, не вставая с ложа.
Дверь могла бы и открыть, но во-первых, лень, во-вторых, мне это ни к чему. Не глазами ведь смотрю.
(И вижу, между прочим, лучше многих, и сквозь стены тоже. Так что кому слепота, а кому и не совсем…)
ЭТО еще что такое?..
Подскакиваю как ошпаренная, ныряю в халат, выбегаю из комнаты, на пороге останавливаюсь и, выпутав из ткани вешалку, швыряю ее обратно.
Внизу, окруженные перепуганными до полусмерти стражами, стоят Людоед и Великанша. Переполох вовсе не потому, что они голые и безоружные, что для разведчиков небывалый случай.
Людоед и Великанша погибли четыре дня назад, и тому есть свидетель…
Мертвые не возвращаются. Это ведомо всем, а принадлежащим к Братству Дуба – еще и понятно, почему должно быть именно так. И все же, я не могу не поверить увиденному.
Потому что вижу не только то, что есть, но и то, что было. Не все, лишь кое-что. Однако достаточно, чтобы не сомневаться.
Сбежав по лестнице, я отодвигаю в сторону стража – Камыш, один из молодых, сперва он дергается защитить излишне любопытную девчонку от… от неведомо кого, потом, узнав меня, дергается в другую сторону, освобождая дорогу, но лестница слишком узкая, чтобы убраться совсем. Прикладываю ладонь к груди Людоеда – мускулы тверды как камень, а кожа груба как кора, но это не холод мертвечины, это тепло живой и вполне здоровой плоти. Глубже… еще глубже…
Всплеск силы, и меня отбрасывает на руки Камыша.
Поднимается гомон, оружие готово вылететь из ножен, но я перекрикиваю всех:
– А ну живо заткнулись! – И, уже к воскресшим из мертвых, тихо: – Вы много… помните?
– Нет, – ответствует Великанша.
– Но и это уже больше, чем хотелось бы, – сипло добавляет Людоед.
Он прав, не могу не признать я. Это больше даже, чем хотелось бы знать МНЕ. А я отнюдь не из неженок.
– Нагнись, – Великанше.
Приподнимаюсь на цыпочки, чтобы дотянуться до ее лба. Теперь я знаю, чего опасаться, и ментальный выброс натыкается на мой щит и отражается обратно. Разрушая блоки, которых не должно быть.
– Теперь вспомнила? – спрашиваю, не сомневаясь в ответе.
Воительница мрачно кивает. Затем:
– Это… это рвет все, что нам было известно…
– Пусть. Эту заботу я беру на себя. Найдите у стражей какую-нибудь одежду и к Утесу на доклад, а потом отдыхать. Камыш, пожалуйста, проводи меня в Обитель, к Ворону.
Отзываю глубинное зрение. Камыш медленно, под руку, ведет меня в дом Братства, а я пока обдумываю то, что увидела. Так думать гораздо легче, ни на что больше не отвлекаешься. Никто не верит. Зрячие, что с них возьмешь; и как им объяснить, что такое тьма?..
Странно. Рассказ о таком вот чуде Ворона не застает врасплох, он выслушивает мои выводы не то что с интересом – с облегчением. Словно решил трудную задачу, над которой бился не первый день.
– Благодарю, Скала, – говорит. – Теперь легче будет показать другим, что к чему. Если – нет, черт возьми, когда! – Молния найдет способ, будем эвакуировать Город. Сразу. Иначе передохнем меньше чем через две недели – не от Измененных, так от голода.
– Способ?.. Ты Проход имеешь в виду?
– Да нет, не совсем. Проход – он только для кудесников. Те, у кого силы нет, не пройдут, Грань для них – что Стена для Измененных, барьер, непреодолимый физиологически. Уже выяснили. Надо найти способ открыть Врата и удержать их, пока… ну, сама понимаешь. Змея сейчас примерно этим и занимается, опыта ей не занимать, и сил тоже – словно заново родилась, пока в Проходе была. Молния поддержит с нашей стороны. Место резонанса уже нашли – в нейтральной зоне, недалеко от Золотого Кристалла. Получим хоть какой-то результат – будем удирать со всех ног… – Ворон устало смыкает веки. – Черт, все бы отдал за несколько часов спокойного сна!
– Не до отдыха сейчас.
– А то я не знаю… Ладно. На твою долю осталась связь. Услышишь сигнал Молнии – бегом к Утесу, врубай сирену и пусть объявляет, что там положено. Зайди к нему через часок и предупреди, он как раз к тому времени отойдет от беседы с Великаншей и будет в состоянии работать головой.
– Сделаю. Еще что-нибудь?
– Сама решай, не маленькая. Иди – и дай мне хоть немного отдохнуть. Иначе толку от меня будет мало…
Вновь опираясь на руку Камыша, возвращаюсь обратно в Цитадель. К Утесу (я почти никогда не звала его отцом – как-то не привыкла) идти еще рано, так что я заглядываю в столовую. Получаю плошку похлебки, сваренной непонятно из чего, и чтобы НЕ узнать, кого на сей раз спровадили в котлы повара, ослабляю глубинное зрение. Уфф, ну и мерзкий же вкус! такой бурдой питаться – мы не то что двух недель, двух дней не протянем. Заворот кишок обеспечен, дальше можно с чистой совестью ползти на кладбище. Остальным меньше мороки.
Объясняю Утесу все, что нужно, и с гордым видом удаляюсь. Он меня не задерживает, привык – бесполезно.
Сигнала все нет и нет.
Устраиваюсь на своей привычной скамейке на четвертом, полуразрушенном этаже – надо будет, найдут. Отзываю зрение, смотрю в привычную черноту и ныряю в теплые волны грез. Каково оно было бы – жить в таком мире, который не норовит тебя прикончить каждое мгновение.
Да, «было бы». Не «будет». Сослагательное наклонение, возможность, а не та безусловная уверенность, которую излучала Молния и честно старался воспроизвести Ворон.
Молнии я верю. Она видела то, что видела.
И Змее верю. Взялась – сделает. Умрет, но сделает. Такой всегда была и не переменится.
И Ворону верю. Запасов с гулькин нос, полные архивы и точные цифры знает только Трехглазый, но я и сама не совсем слепая. Что бы ни ждало нас в том, другом мире, здесь – смерть. Людоед и Великанша точно знают, какая именно, и если их довести – расскажут.
Не верю я насчет всего этого дела и грядущей счастливой жизни только одному человеку.
Себе.
Осколок двенадцатый. Утес
Они зовут меня князем, считая, что оказывают мне честь, награждая титулом правителя. Великие небеса, если бы это не было столь страшно, я бы хохотал во все горло!
Да, я правитель. И правлю я грудой развалин мертвого прошлого, за которую зубами и когтями цепляются около пяти сотен пока еще живых осколков этого прошлого. Ну, не самих осколков – ни один из нынешних моих… подданных Катастрофы воочию не видел. Но разница невелика, мы не слишком отличаемся от тех, кто жил в Городе раньше.
