Арина Свобода - Заступник. Твари третьего круга
Он открыл коробку и схватил в горсть детальки конструктора.
– Не трогай, потеряешь, – ревниво сказал Ник.
– Жмот! Ну и ладно.
– Мне не жалко, просто Фолк обещал, что мы вместе…
– Раз он обещал, тогда конечно, – Вайет спрятал глаза. – Я же не знал!
– Можешь поиграть с роботом или с машинкой на радиоуправлении.
Вайет повертел в руках робота.
– Слышал, у нас в лесу какое-то чудище появилось?
– Врешь!
– Сдохнуть мне в Темном Городе. Сидишь дома и ничего не знаешь. Тут целая группа студентов пропала. На шашлыки в лес поехали и сгинули. Их с собаками искали и вертолетом. Целых пять дней.
– Заблудились?
– Говорю тебе, чудище у нас. Вчера девка одна выбралась. Живая, только крыша совсем съехала. Она про чудище и рассказала. Всех сожрало, а ее того… Ну…
– Чего?
– То самое! И отпустило.
– Врешь ты все!
– У меня сеструха в больничке работает. Она ее видела. Одежда на девке в клочья. Вся в крови, одна коса черная, а другая седая. Ее потом в город отправили. В психушку.
– А чудище?
– Не знаю, – отмахнулся Вайет. – Теперь, наверное, ученые всякие понаедут, чтобы его словить. Мы с пацанами тоже хотим в эск… экспедицию отправиться. Поискать. Вдруг какой-нибудь коготь или зуб найдем. Представляешь, нам за это сколько отвалят. Хочешь, можешь с нами пойти.
– Я лучше с братом. Мы с ним и так в поход собирались.
– Ну, валяй. С братом оно, конечно, лучше. Он у тебя крутой. А, правда, что Фолк – глазливый колдун?
– Какой?
– Глазливый. Посмотрит на человека и сглазит, а на него потом всякие беды валятся. А Фолку за это ничего не бывает.
– Дурак ты, Вайет!
– А что? В поселке все мужики его уважают. Кому охота с колдуном связываться. Он же теперь самый главный. А он дома? – опасливо спросил Вайет.
– Нет, уже неделю, как в город уехал.
– Скоро приедет?
Ник пожал плечами.
– Слушай, Никел, тогда дай мне этого робота домой поиграть. У тебя все равно игрушек много.
– Бери.
– Мне пора. Ты это… выздоравливай и не скучай.
Глава 5
– Ну что, нашла место?.. Лан! Ты чего? – Ланка не сразу поняла, что стоит посреди зала сжимая опустевший поднос, и на нее устремлены десятки глаз.
– Ой! Что ты тут натворила?!
– Это… Ничего, Таль. Уронила случайно. Я пойду…
– Подожди, Ланк. Ты чего? У тебя денег больше нет, что ли? Так я дам. Пойдем еще возьмем!
Ланка отрицательно качнула головой:
– Нет, я домой.
– Ну как это – домой? – расстроилась Таля. – Мы же собирались погулять. И в кино!
– Я… У меня голова болит.
Ланка наконец-то сумела разжать пальцы, бросила проклятый поднос на стол и быстро пошла к выходу. Таля что-то кричала вслед, но это было неважно. Перед глазами стоял розовый плеер в черных оспинах кофе.
Бумага, карандаш – реальность уходила, растворяясь в тишине вдохновения. Когда, спустя два часа, Ланка очнулась, с белого прямоугольника смотрел тот самый парень – взъерошенная длинная челка, удивленные синие глаза… Он ее не узнал! Совсем! Смотрел, как… как на дурочку! Да и как можно смотреть на человека, ни с того ни с сего обливающего тебя горячим кофе?
Ланка отошла на шаг от мольберта, склонила голову набок… Точно он! Только тогда, в беседке, взгляд был совсем другой – злой, колючий. И губы сжимались в тонкую полоску. А вот скулы и тогда и сейчас обтянуты кожей, словно он полгода спал… Ланка испуганно отогнала эту мысль. Нельзя. Еще накличешь.
Но упрямая мысль вернулась и насмешливо заглянула в лицо: «А ведь и спал. Из-за тебя! А?» Нет! Она не просила! Он сам! Ланка спрятала рисунок в ящик, помедлила и вытащила оттуда другой – полуторамесячной давности. Четкие деревянные обводы беседки в клубах зелени. Черное облако тянет дымные щупальца к замершей в испуге девочке. А внутри него можно разглядеть контуры домов…
Хлопнула входная дверь.
– Алюша, ты дома?
Ланка бросила листок обратно и задвинула ящик.
– Привет, пап!
– Здравствуй, детка. Как дела? Чего сидишь, скучаешь дома? Где подружка твоя? Вы, вроде, гулять собирались?
– Расхотелось.
– Поссорились, что ли? – отец привычно тронул ее лоб прохладной ладонью. – Ты здорова, Алюш?
– Да все в порядке, пап. Просто захотелось дома побыть. Есть будешь?
– Конечно! Устал, как собака! Две операции сегодня – сама понимаешь, сколько пришлось отрабатывать. Человек тридцать, наверное, принял потом. Ну, ничего, этого точно хватит!
– Ты уверен? – Ланка жалобно заглянула ему в глаза. – А вдруг…
– Аля! Что за панические настроения?! Я тебя когда-нибудь обманывал? – Ивар улыбнулся: – Ну что, будешь стоять тут и ждать, пока папа умрет с голоду?
– Да ну тебя! – рассмеялась Ланка и умчалась на кухню.
Ивар ел быстро, но очень аккуратно. Ланка сидела напротив, подперев голову кулаком. Мысли ее были далеко.
– Аля…
– Что, пап?
– Ты… – отец замялся. – Я давно не видел твоих работ. Ты что, совсем не рисуешь?
– Я… Да нет, вообще-то.
– Алюша, – расстроенно заговорил Ивар, – как же так? У тебя так хорошо получалось! И госпожа Лари, помнишь, что она сказала?
– Ну, па-а-ап…
– Нет! – голос Ивара стал холодным, и на мгновение перед Ланкой очутился не ее добрый, ласковый папа, а хирург высочайшего уровня, умеющий предъявлять жесткие требования и к себе, и к подчиненным. – Так не годится, детка! Если бы ты нашла себе другое занятие или имела уважительную причину – я бы ни слова не сказал. Но сейчас каникулы, ты целыми днями болтаешься без дела…
Он сокрушенно развел руками. Ланке моментально стало стыдно. Отец никогда не требовал невозможного и всегда так радовался ее успехам.
– Пап, я… Я буду рисовать. Отдохну немного и…
– Хорошо, – Ивар серьезно кивнул. – Ты помнишь, что через два месяца конкурс?
– Конечно, пап.
– Думала над темой?
– Ну…
– Алана, я не хочу верить, что моя дочь способна наплевать на свое будущее!
– Па-а-ап…
– Подожди! У тебя талант! Да-да! И, когда меня не станет, именно он поможет тебе выжить в нашем непростом мире.
– Папа, я не хочу…
– Аля, – голос отца вновь стал мягким. И очень грустным. – Я тоже не хочу об этом думать, поверь. Но я должен. Ты знаешь, кем я работаю. Знаешь, что когда-нибудь один из пациентов может умереть у меня на столе, и боюсь, что всех, кому я помог раньше, не хватит, чтобы расплатиться. Без средств к существованию ты не останешься, но мне бы хотелось, чтобы ты не осталась без цели, без смысла в жизни, когда меня не станет.