Чигиринская Ольга - Дело земли
Стражники подхватились, но Райко жестом остановил их.
— Нижайше прошу прощения, но жизнь этого существа представляет собой большую ценность. По крайней мере, до тех пор, пока оно не выдало нам место укрытия своего хозяина.
Гость недовольно поджал губы.
— И что же, много вы от него узнали?
— Его господин находится здесь, в столице. И довольно давно.
Господин Такаакира изволил издать носом звук — будь он простым человеком, надлежало бы, конечно, сказать, что он хмыкнул.
— Это я знал еще до того, как появился здесь.
— Нынче ночью он укажет нам укрытие своего господина.
— Того наверняка уже и след простыл.
— Наверняка. Но даже по простывшему следу можно многое узнать о злодее.
— А почему вы думаете, что он вас не обманет?
Райко не успел ответить — вбежал еще более запыханный Хираи, и опять бухнулся в ноги:
— Изволил прибыть господин тюнагон Канэиэ!
Да что ж это они… сговорились, что ли? Райко бросил короткий взгляд на Сэймэя. А может и не сговаривались. Заговор-то есть. И кто-то из заговорщиков связался с нечистью. Сюда сейчас может полстолицы набежать — кто узнать, не выдало ли их чудовище, кто — выяснить, каким оружием располагает враг, кто — проследить за тем, что и как будут делать первые две группы, кто… да провались эта мирная столица и весь этот клубок!
Врать Райко не любил и потому не умел. Оставалось принять всех гостей, пересказать им то, что было уже сказано господину Такаакире, и дожидаться, когда они изволят отбыть по своим делам. Есть же у них какие-то дела?
Впрочем, у каждого из них были уважительные причины: принц Такаакира отвечал перед императором за покой в столице, господин Канэиэ был целью преступников…
— Вне всяких сомнений, — проговорил господин тюнагон, усевшись на помосте рядом с господином Левым министром, — эту мерзость необходимо истребить. Но, конечно же, после того, как она выдаст своего хозяина. А между тем, я хотел бы вознаградить отважного господина Райко и гадателя Сэймэя за их усилия. Не сделают ли они мне честь посетить меня в моем доме?
— Нижайше благодарю… — начал Райко, но закончить не успел: Хираи, совсем уже бледный, глаза с тарелку, вполз на порог и, как был скрюченный, головы не поднимая, доложил:
— Господин Правый Министр изволили прибыть!
Господин Правый Министр! Сам блистательный господин Фудзивара Канэмити! Есть от чего бледнеть, есть от чего делать глаза с тарелку — от самого начала эта управа не видала такого высокого собрания в своих стенах.
Райко и Сэймэй переглянулись. Два самых приличных сиденья уже заняли Левый министр и тюнагон. Остались неприличные — вытертые, продавленные. Конечно, Правый министр по должности ниже Левого, и господину Такаакира уступать место брату вдовствующей императрицы было никак не с руки. Как младший член Великого Государева Совета и младший же брат, уступить должен был господин тюнагон. Но тут Сэймэй возникшее было затруднение разрешил: выбрал самое приличное сиденье из неприличных, положил его на середину помоста и покрыл своим верхним платьем. Сам он теперь смотрелся странно, но с колдуна что возьмешь?
Господин Канэмити вошел — словно драгоценную яшму внесли под навес. В отличие от преклонного летами господина Такаакиры был он хорош собой — хотя и не молод уже. Движения его поражали изяществом, и, единственный из всех, он не поморщился при виде грязного, затоптанного пола управы — казалось, грязи этого мира для него не существует. Из-под полуприкрытых век глаза его смотрели одинаково ровно и на этот пол, и на застывшего в обмороке демона, и на Райко, и на младшего брата.
— Говорят, — размерен и ровен голос, — случилось здесь нечто чудесное?
С этими словами господин Правый Министр непринужденно опустился на расстеленную одежду Сэймэя.
Господин Левый Линистр прибыл, можно сказать, скромно — для своего ранга: всего-то погонщик, да восемь человек охраны, да три монаха. Братья Фудзивара явились в паланкинах, при восьми и двенадцати носильщиках — каждый сообразно своему рангу; и с каждым прибыло по пять монахов. Райко даже узнал в одном помощника настоятеля храма Гион и низко поклонился ему. Были при них и охранники, также по восемь человек — и в итоге на дворе управы возникла некоторая толчея. Райко очень не нравилось, что вся эта толпа таращились теперь на узника.
— Минамото Ёримицу и Сэймэй утверждают, — ответил с подобающим поклоном господин Такаакира, — что это существо есть плененный ими демон.
— Как интересно, — тем же ровным голосом проговорил господин Канэмити. — Демон, а так похож на человека.
— Он и был ранее человеком. Сейчас в нем того и другого примерно наполовину.
Господин Правый министр перевел глаза на Сэймэя.
— Это он убивал девушек по ночам?
— Он носил паланкин того, кто убивал, и помогал расправляться с охраной.
— Стало быть, верховный демон путешествует в паланкине? Очень интересно. Ни разу не слышал о демонах, передвигающихся подобным образом…
— Он не простой демон, — сказал Райко. — Он тоже вроде этого, плотный наощупь. Руки ледяные. Мой оруженосец отрубил ему руку, так она до сих пор скребет пальцами.
— Что же это за прием? Показывать нам деревенщину и умолчать о таком чуде?
— Я, ничтожный, осмелился хранить эту руку в своем доме, — склонил голову Сэймэй. — На леднике. В управе нет ледника.
От взглядов трех государственных мужей Райко сделалось неуютно, будто за воротник попала колючая ветка. Он посмотрел на преступника, который обмяк между стражниками и свесил голову — спал. Как Сэймэй его разбудил, Райко говорить не хотел, а показывать гостям — тем более. Поэтому он почтительно поклонился и сказал:
— Преступник впал в колдовской сон, вряд ли возможно привести его в чувство, пока солнце стоит высоко. Полагаю, допрос следует до заката отложить.
— Нельзя ли все же как-то убедиться в колдовской его природе? Говорили, что он боится солнца?
Кто это говорил? Райко не мог точно вспомнить, но разве при господине Канэмити хоть раз прозвучало слово «солнце»?
Райко показал на рогожу под стеной. Рогожа прикрывала нечто крупное и бесформенное.
— Откройте, — велел он стражникам.
Тот, что стоял ближе к рогоже, боязливо протянул руку и отдернул тряпье. На земле лежал истлевший скелет, прикрытый до странности свежей одеждой.
— Этот, — сказал Райко, — был убит нынче ночью. Его положили во дворе, чтобы утром опознать. Взошло солнце — и он истаял.
— Если не гнил под настилом с прошлой зимы, — губы Правого министра тронула улыбка. — Лучше один взгляд, чем сотня рассказов. Покажите мне, как на них действует солнце.
