Орсон Кард - Сказания Леса Вод
Джон быстренько натянул штаны, надел рубашку, фуфайку и последовал за трактирщиком.
На последних ступеньках лестницы Мартин Трактирщик вдруг остановился, да так внезапно, что медник налетел на него. Не сводя глаз с пола, Мартин отступил в сторону, и Джон Медник увидел трупики двух воробьев. Их шеи обвивала толстая нить. К одному трупику была привязана бумажка с надписью «Маленький Джон Фермер», а к другому — «матушка Кухарка».
— Маленький Джон и матушка Кухарка умерли вчера, — прошептал Мартин Трактирщик.
Джон Медник ничего не ответил.
— Найду, кто это сделал, головы поотворачиваю, — пообещал Мартин.
Джон Медник ничего не ответил.
— Ну что, ты посмотришь мальчика?
Джон Медник прошел вслед за ним в северное крыло гостиницы, в маленькую, жарко натопленную комнату. Над огнем бурлили котелки, и раскаленный пар каплями воды оседал на стенах, но, несмотря на жару, лоб Амоса оставался холодным, а руки посинели.
— Видишь? Ты вылечишь его? — спросил Мартин Трактирщик.
Джон Медник сел рядом с мальчиком, положил руки на его лоб и начал что-то шептать. Но спустя какую-то секунду он прервался и с удивлением поднял глаза.
— Что-то не так? — встревоженно спросил Мартин.
Джон снова закрыл глаза и коснулся лба мальчика. Затем он перевернул Амоса на бок, дотронулся до его шеи, спины, затем снова потрогал голову, как бы пытаясь что-то нащупать. Но нет, он ничего не чувствовал. Амос для него был все равно что труп, хоть и продолжал дышать. До этого момента Джону не приходилось сталкиваться с людьми, которые не откликнулись бы на его мысленный призыв.
Глаза Амоса открылись, и он взглянул на Джона Медника. Медник встретил его взгляд.
— Ты еще не нашел мою болезнь? — спросил мальчик.
Джон Медник покачал головой.
— Пожалуйста, поспеши, — сказал мальчик и снова закрыл глаза. Медник взял руку мальчика и склонил голову.
Так он сидел несколько мгновений, после чего поднялся и направился к дверям. Мартин Трактирщик ухватил его за рукав.
— Ну? Он выздоровеет?
Джон Медник покачал головой:
— Не знаю.
— Разве ты не вылечил его? — не отпускал его Мартин.
— Не смог, — ответил Джон и покинул комнату.
— Что значит не смог?! — не отставал Мартин.
— Он недоступен для меня, закрыт, — объяснил Джон, направляясь к южной башне. — Мне не найти ее.
— Не найти кого?! Значит, всех остальных в этом городе ты можешь вылечить, а вот для моего сына ничего сделать не можешь…
Они миновали трупики птиц, и Мартин вдруг резко встал на месте, уставившись на них.
— Так вот в чем дело, да?! Я слышал твои угрозы, еще одна птица — и все умрут! — крикнул Мартин вслед поднимающемуся по лестнице меднику. — Вернись, колдун! Я не позволю тебе просто так убить моего сына!
Медник развернулся и спустился вниз.
— Мой сын не убивал этих проклятых пичуг! — набросился на него Мартин. — И я их не убивал! А если ты хочешь кого-то наказать, наказывай того, кто сделал это!
— Никого я не наказываю, — прошептал Джон.
— Мой мальчик умирает, и ты вылечишь его! — заорал Мартин.
— Я не могу, — выдавил Джон. — Это и есть его дар. Он закрыт от меня.
Мартин словно клещами вцепился в его фуфайку:
— Что за дар?
— Глаза. Дар дается вместе с глазами. Мне дан дар чувствовать боль и излечивать ее. Его дар состоит в том, чтобы быть единственным в мире человеком, недоступным моему лечению.
— Ты хочешь сказать, твоя магия на него не действует?
Джон кивнул и двинулся было к себе, но Мартин снова схватил его за руку:
— Кончай отпираться! Ты можешь исцелить всякого, кого только захочешь! Ты жил под моей крышей тридцать лет, я ни разу не потребовал с тебя денег, а ты похитил у меня сына, приворожил его и научил ненавидеть собственного отца. Так что или ты сейчас пойдешь и вылечишь мальчишку, или, клянусь, я убью тебя!
Джон Медник посмотрел ему прямо в глаза:
— Я бы вылечил его, если б смог. Но я не могу.
Затем он отцепил руку Мартина от рукава своей фуфайки и двинулся наверх. Хлопнув крышкой люка, он сел на кровать, уперся локтями в колени и закрыл лицо ладонями.
Птички придвинулись к нему поближе, а один зяблик даже сел на плечо.
Он слышал внизу гул собирающейся толпы, сквозь невнятное бормотание то и дело прорывались громкие крики.
Но медник ничего не предпринимал до тех пор, пока они не ринулись вверх по лестнице. Тогда он передвинул на крышку люка свою кровать и начал наваливать на нее столы, стулья, все, что под руку попадется, чтобы хоть немного утяжелить вес. Трое мужчин с легкостью справятся с этим весом, но лестница слишком узка, и троим к люку не подобраться.
В крышку люка заколотили. Джон Медник надел еще две рубахи, пару штанов и обе теплые накидки. Засунув в котомку инструменты, немного одежды и кусок хлеба, он привязал к шее лыжи. Затем он распахнул западное окно башни.
В шестнадцати футах под ним белел скат гостиничной крыши. Джон встал на подоконник и, прижав к груди котомку, прыгнул.
Толпа, собравшаяся у гостиницы, заревела. В это же мгновение он по колено ушел в глубокий снег и начал скатываться по крыше вниз.
До земли было высоко, но и снег внизу был глубже.
Уйдя в сугроб с головой, Джон на какую-то секунду испугался — а сумеет ли он выбраться из этого снежного завала?
Но вскоре он пробился на поверхность, приминая котомкой снег, вылез на сугроб и натянул на ноги лыжи. Тогда-то толпа и обнаружила его.
Из-за юго-западного угла гостиницы выскочили несколько человек, которые при виде него немедленно закричали и начали размахивать руками, призывая остальных. Кое-кто попытался погнаться за ним, но снег был слишком глубок — один из преследователей чуть не сгинул в сугробе. Камней, чтобы забросать Джона, у них не было, поэтому им ничего не оставалось делать, кроме как швырять в него наспех слепленные снежки с кусочками сосулек. Пара таких снежков даже ударилась ему в спину. Отделавшись небольшими синяками, вскоре он исчез между деревьев.
Как только он скрылся из виду, разом защебетали все птицы. Люди посмотрели на крышу гостиницы Вортинга.
Крыша посерела от собравшихся на ней птиц, лишь изредка в этом скоплении мелькали красные и синие грудки.
Птицы кричали еще с полчаса — люди уже потихоньку потянулись по домам, испуганные, что птахи собираются как-то отомстить городу за изгнание медника. Затем словно крыша Постоялого Двора Вортинга разом поднялась в воздух и рваной серой заплатой полетела в сторону леса. Спустя несколько минут в городе не осталось ни одной птицы.
Подобно облаку, они медленно уплывали в сторону Горы Вод, пока не скрылись за верхушками деревьев.
