Николай Романецкий - Утонувший в кладезе
Буривой запер дверь на задвижку — накладывать отвращающее заклятье в чужом доме было неприлично. А Свет проверил целость магической печати на своем бауле, снял с него охранное заклятье, достал Серебряный Кокошник, баклагу с Колдовской Водицей и коротко бросил:
— Надевайте!
* * *Когда они спустились вниз, празднество пребывало в полном разгаре. С хоров звучал быстрый германский вальс (Свет, к своему удивлению, понятия не имел, как называется этот очередной музыкальный подарок Вены остальной Европе), и по облитой сиянием газовых фонарей гриднице вовсю кружились пары.
Похоже, в особняк Белояра Нарышки явился весь цвет ключградского высшего общества. Тут и там среди партикулярных разноцветных камзолов и пышных дамских кринолинов мелькали зеленые мундиры воевод и синие с белыми кружевами одеяния мужей-волшебников. Встречались в толпе и алые балахоны представителей Сварожьего волхвовата. Партикулярные и ратники танцевали с дамами, волшебники же и волхвы, коим этикет не позволял тешить себя дрыгоножеством и рукомашеством, беседовали — с теми же партикулярными, ратниками и дамами либо друг с другом.
Столичные волшебники, также одетые согласно этикету (Свет — в голубое, а Буривой Смирный — в синее с кружевами), легко растворились в этой пестрой толпе, но были мгновенно изловлены хозяйкой дома. И начался обряд обоюдных представлений. Родовые имена и названия занимаемых должностей сыпались градом, так что вскоре Свет уже устал кланяться и пожимать крепкие да целовать изящные десницы.
Приметливая княгиня Нарышкина заметила изменение в настроении гостя и, воспользовавшись тем, что очередной представленный оказался давним знакомым Буривоя Смирного (а давним знакомым всегда найдется, чем занять друг друга), тут же увлекла чародея Смороду под хоры с наяривающими изо всех сил игрецами, к задней стене гридницы, где, аки редуты на поле боя, расположились столы с закусками и напитками. Устроены редуты были на варяжский манер — подходите, наливайте, пейте и закусывайте чем душе угодно. Впрочем, словенский манер гостеприимными хозяевами тоже не был забыт — по гриднице, среди танцующих и беседующих, сновали с подносами многочисленные одетые в коричневую униформу слуги.
— Что вы предпочитаете из напитков, чародей? — спросила Цветана, мило улыбнувшись. — Сливянка? Клюквенная? Армянский коньяк?
— Честно говоря, я бы предпочел самую обычную словенскую медовуху, любезная княгиня.
Медовухи на столе не наблюдалось, но, повинуясь хозяйкиному жесту, к Свету тут же подлетел слуга, наполнил разлатую серебряную чарку. Цветана остановилась на франкском шампанском в кубке уральского хрусталя.
— За вас, любезная княгиня! За ваше гостеприимство! Счастья и богатства вам и вашим детям, и всему вашему роду!
— За вас, чародей!
Чокнулись, выпили. Медовуха оказалась разымчивой и превосходной, шампанское, надо полагать, тоже не подвело — в таком доме дешевых напитков наверняка не держали.
Потом княгиня сказала:
— Чародей, я бы хотела извиниться перед вами. Я имею в виду поведение моей дочери за трапезой. Надеюсь, обида, которую княжна вам нанесла, будет жить в вашей душе не слишком долго.
— Оная обида, сударыня, даже и не родилась. — Свет церемонно поклонился хозяйке. — Не в моих привычках обижаться на молоденьких взбалмошных девиц!..
— Да! — Княгиня покивала. — В последнее лето она стала порой просто невыносима. Думается, замуж пора. Сразу голубушка станет как шелковая!
— А который ей?
— Девятнадцатый идет.
— Тогда конечно. Самая пора к венцу.
Настроение столичного гостюшки, судя по всему, улучшилось, и хозяйка, помня, что с волшебниками не сплетничают, а о работе сотрудника министерства безопасности расспрашивать и вовсе бессмысленно, препоручила чародея заботе подошедшего кстати супруга, а сама умчалась по главным хозяйским делам — приветствовать и представлять друг другу прочих гостей.
— К-хм, — сказал князь Белояр, разглядывая пеструю толпу. — Почти все на приглашение отозвались.
Аура его была прежней — приветливо-доброжелательной.
— Превосходный праздник, княже, — отозвался Свет. — Давно я не видел более славного общества…
— К-хм, — продолжал князь. — Я работаю в местном принципате мореходного министерства. Мы тут, в Ключграде, весьма и весьма обеспокоены международной обстановкой. Не ждать ли нам новой войны со Скандинавией? Что думают в столице?
Свет ухмыльнулся про себя. Конечно, князь Нарышка и без столичного чародея прекрасно знал, какова международная обстановка. Но, видно, представления не имел, о чем еще можно поговорить со своим гостем. Отношения с варягами — дежурная тема в любой беседе. Как погода…
— Полагаю, нет, — сказал он. — Сорок лет назад мы крепко щелкнули скандинавов по носу. Но ухо, вестимо, след держать востро. Тайная-то война не прекращалась. Лазутчики присно были, есть и будут.
— Совершенно справедливо, сударь! — Князь покивал чародеевой банальности. — Кстати, ходят упорные слухи, будто к нам заслали банду террористов, которые с помощью убийств намерены посеять в Ключграде панику. Говорят, мужа-волшебника Колотку зарезали именно варяжские лазутчики…
Свет поморщился. От проклятой работы нигде не спрятаться!.. Впрочем, обеспокоенность князя вполне понятна: раз уж убили волшебника, дюжинный человек — индо великородный! — и вовсе должен чувствовать себя беззащитным. Но слухи никогда и никому не приносили добра…
— Я даже хотел было отменить нынешний бал, — продолжал Белояр, — но княгиня настояла. Говорит, лишать детей праздников — последнее дело…
— Княгиня абсолютно права, — сказал Свет. — Слухи же всегда носят преувеличенный характер, и если на них обращать внимание, жить станет невозможно. Кто бы ни покусился на жизнь Клюя Колотки, мы безусловно отыщем убийцу.
— Однако я все же попросил своего домашнего колдуна, начиная с сегодняшнего вечера, обновлять охранные заклятья на дверях и окнах ежедневно.
— Вы совершенно правы, князь, — сказал Свет, мысленно содрогаясь от глупости собственных реплик. — Осторожность еще никогда никому не мешала.
— К слову, чародей, не хотите ли с ним познакомиться? Сейчас я его приведу.
И не успел Свет индо глазом моргнуть, как Белояр Нарышка исчез в веселящейся толпе. Впрочем, он почти тут же вновь оказался рядом. Его сопровождал абсолютно лысый сухощавый мужчина лет пятидесяти в синем с кружевами одеянии мужа-волшебника.
— Лутовин Кузнец, — сказал Нарышка. — Мой домашний колдун. Прошу любить и жаловать!
