Сергей Волк - Город мертвых
Томас отворил калитку, дорожка из гравия зашуршала под ногами.
Фасад опрятный: голубые шторки на окнах, цветники под подоконниками второго этажа.
Ещё прежде чем купец приблизился, распахнулась дверь. На крыльцо вышел мужчина лет под шестьдесят и сладко зевнул. Лицо сплошь посекли морщинки, в серых глазах за мудростью выступает затор, вислые седые усы, волосы всклокочены. Рукава белой рубахи, как и жилетка, расстёгнуты. Серые замшевые штанишки.
— Привет, Саймон! — поприветствовал Томас. И — иронично: — И где же твоя любимая кираса?
Саймон, щурясь, уставился на гостя.
— Хо-хо! Господин Томас прибыл. Рад вас видеть. — Малость неуклюже заковылял к купцу. — А кирасу я нынче не ношу. Неудобно в ней хозяину прислуживать. — Пожал купцу руку, искренне сознался: — Стар уж я стал. Вот в былые-то годы горы мог свернуть. Воевал недурно, а теперь никуда не гожусь. Подвиги вам вершить надо.
— Кончай балагурить, — хихикнул Томас. — А то, чую, сейчас опять начнёшь байки рассказывать о приключениях.
— Так вы чего, как и сеньор Альмендо не верите?
— Верю-верю, — морщась, протараторил купец. — Только не нужно больше историй.
— Вот хоть один человек верит. А все зудят: брехня, брехня... Кстати, я и по вашей специальности промышлял.
— По моей?
— Ага. Купчиной был.
Томас усмехнулся.
— Чего? — набычился Саймон. — Не верите? Я тканями торговал, доходы имел нешуточные.
— Гномы б тебя быстро усмирили.
— Тогда ещё коротышки в норах своих сидели.
— Хватит заливать, Саймон. Гномы уж почти тысячу лет сидят на Полуденном Тракте.
— Неужели? — Саймон почесал затылок.
— Ладно, — уронил купец, по-приятельски кладя руку собеседнику на плечо. — Пойдём в дом. Есть жуть как хочется. Кстати, Альмендо...
— В подвалах роется...
— Чего же он так? Неужто гостей не ждал?
— Ждал да ещё вчера. Нынче взвинченный, как на иголках. Кажись, всю ночь не спал. А я уж устал его успокаивать..
Томас чернее грозовой тучи, озорство вмиг испарилось из голоса:
— Ещё никого не было?
— Скоро они все прибудут. Вы не волнуйтесь. Может, кареты в дорогах задерживаются. А брату хозяина вообще далече добираться, Хаар Дан аж на краю света.
Утешения не помогли, купец лихорадочно покусывал губы.
— Не берите дурного в голову, — не сдавался Саймон. — Все болезни от нервов. — Он галантно отворил дверь, пропуская собеседника.
В прихожей лежал круглый вязанный рыжий половичок. Купец использовал его по назначению.
— Вы проходите в зал, а я покличу хозяина, — разъяснил Саймон и свернул направо.
Последний раз Томас был тут больше года назад. Новшеств мало. Шесть ярдов обвешанного розовым штофом коридора явили картину в золочёной раме. На полотне умело запечатлелся закованный в доспехи рыцарь; зарница играла на крылышках шлема, копьё воздето в синеву неба.
Просторный зал хорошо освещался бьющим в окна солнцем. У стен высились шкафы, за стеклянными дверками пестрели корешки книг. В центре стоял большой круглый стол, рядышком пять обшитых зелёно-жёлтым кретоном стульев. Угол облюбовал бордовый диванчик на высоких резных ножках. Бежевая глянцевитая подушка с золотистыми кисточками так и манила вздремнуть.
Стуча каблуками по натёртому воском паркету, купец прошагал к столу. Едва присел, как пожаловала стройная прислужница со смазливой мордашкой.
— Анна? — осведомился Томас, разглядывая облачённую в коричневое платье и белый фартук девушку.
— Она самая, сеньор, — поклонилась служанка и поставила на стол поднос с яствами. — Саймон сказал, что вы прибыли, вот я и подала завтрак.
— Руки надо помыть, — вспомнил о гигиене купец.
И тут как по заказу в зал прошмыгнула невысокая смуглая девчушка лет пятнадцати. В руках — поднос с водой и мылом, через плечо — махровый рушник.
— Господин Альмендо взял новую прислужницу, — сообщила гостю Анна. — Фатима родом из-под Жлииса.
— Я в ней сразу узнал саакасумку. Там девиц с детства к порядку приучают. Никакой тебе строптивости во взгляде.
Покорно опустившая голову Фатима склонилась пред Томасом на колени. Мужчина спешно омыл руки, вытер полотенцем.
— Хорошая служанка.
— Конечно, хорошая, — донеслось от дверей. — Кабы не городские власти, мне б вовек этакой не видать.
— Привет, Альмендо! — Томас подхватился.
— Привет, — без радости бросил смуглый архивариус.
Приятели крепко обнялись.
На вид Альмендо слегка за пятьдесят. Короткие, но всё же растрёпанные медные волосы. На узком лице нить — губы. Ростом с Томаса. Серый, похожий на рясу поношенный плащ не скрывает худобы владельца.
Дуэт прислужниц тихо удалился.
— Заставили вы поволноваться старика, — пробрюзжал архивариус.
— Никакой ты не старик, — возразил купец.
— Не считая Волтана, я самый старый.
— А где остальные?
Альмендо пожал плечами. Погодя предложил:
— Присаживайся, а то завтрак остынет.
Напоминание распалило приутихший было аппетит. Купец примостился на стул, стал рассматривать, что же там принесла Анна. Рисовый суп любил. Оладьи с вареньем тоже ничего. К омлету особого радушия не испытывал. А гречневую кашу на дух не переносил.
— Знаешь же, что гречку не люблю, — заворчал Томас. — На кой подавать?
— Вообще-то я ждал вас вчера не позднее, чем на ужин. Вот тогда-то было всё как полагается. Даже шоколад для нашей подружки захватил.
— Хотелось бы узнать, где та самая подружка?
Вместо ответа Альмендо увеличил число вопросов:
— Чем объясняется твоя задержка?
Официальный тон архивариуса вынудил гостя тщательно продумать ответ. Вышло неважно:
— Чёрт его знает.
— Не чертыхайся в доме. Ты же ярый поклонник Церкви. — Альмендо тянул шельмоватую улыбку.
Купец пропустил иронию мимо ушей, заговорил мрачно:
— Похоже, дела серьёзные. Очень серьёзные... Переход занял сутки.
— Что?! — почти до потолка подпрыгнул архивариус.
— Жаль, что ты не сможешь помочь с этим разобраться, — огорчился Томас и задумался. — И как так получается, ты — самый умный среди нас, а Переход не освоил?
— Самый умный — Волтан.
— Ну его-то в счёт мы никогда не брали. Старикан попросту из высшей лиги.
— Из высшей лиги те, на кого мы работаем, — оспорил Альмендо.
— Тебя сложно разубедить.
— Будут весомые аргументы — разубедишь.
— Вон даже как ты по-книжному выражаешься. Небось, уже всю библиотеку прочитал.
— Кое-что по два-три раза.
Купец будто собирался с силами, долго молчал, к еде по-прежнему не притронулся. В конце концов решился:
