Ника Созонова - Два голоса
— Я боялась, что ты исчезнешь куда-нибудь. С тебя станется! Спросила, в какую больницу ее увозят. Врач сказал, что опасности для жизни нет, но из шока она может выйти не скоро. Поэтому из обычной больницы ее потом переведут в психушку. Я сунула ему в руку все деньги, что были с собой, попросив поделиться с лечащим врачом и санитаркой. Потом пару раз навестила. Няя ни с кем не разговаривала, и со мной тоже. Во второй раз притащила ей кучу бисера, но она к нему не притронулась. Ее собирались перевести в психушку, но не успели: через неделю она повесилась ночью в туалете на пояске от больничного халата.
— Я помню. Ты так плакала, когда вернулась домой с этой вестью. Хотя, кто она тебе?..
— Никто. Но продолжай, пожалуйста. Я отвлеклась. ***
Дома ты спросила, что я забрал оттуда. Я показал тебе книгу сказок Оскара Уальда — старую, замызганную, но с дивными иллюстрациями.
Ты удивилась.
— Разве нельзя было купить такую же? Вроде не особо раритетная вещь.
— Такую не купить. Это подарок. И единственная моя связь с прошлым.
Мы легли спать, дрожа, как осиротевшие дети. Закутавшись друг в друга. Ты была настолько измотана, физически и душевно, что нервная тряска долго не проходила. Я согрелся быстрее и растирал твои плечи, гладил по волосам, бормотал что-то ровное и успокоительное.
— Скажи, вот с той, что кинулась тебе на шею, ты и вправду спал?
И опять в твоем голосе не осуждение, а любопытство.
— Да.
— И не противно было? Не спать, нет, целовать. Спать — это физиология. Это, наверное, как в туалет сходить: бывает, что сортир жутко грязный, но другого нет, и приходится, потому что приспичило. Но целовать?..
— Кто тебе сказал, что я ее целовал? И вообще, я не помню, честно. Надеюсь, ты не думаешь, что я делал это трезвым.
— Все равно. Не укладывается в голове.
— А ты и не укладывай, забудь. В моей жизни было много моментов, которые не уложатся в твоей светлой головке, и что теперь?
— Ты должен обо всем рассказать. Не должно быть никаких тайн, слышишь? — Тут ты сладко зевнула.
— Обязательно. Только одной ночи не хватит. Так что буду наполнять тебя своей мерзостью постепенно. А сейчас — баиньки.
— Как скажешь, мой господин. Пусть нам приснится море — я так давно на нем не была. И чтобы волны, и чайки…
— Морские звезды, выброшенные на берег, и светящийся в ночи планктон…
— И белый-белый песок… и ракушки…
*** — Но море нам тогда не приснилось. Мы были на вершине заснеженной горы. Чистый снег, прозрачно-голубой лед. Рассвет, окрашивавший все вокруг в розовое и рубиновое. Тишина…
— Мы вмерзли в ледяные и прозрачные, как хрусталь, глыбы напротив друг друга. Глаза смотрели в глаза, но невозможно протянуть руку, дотронуться, соприкоснуться ладонями или губами…
— Но горечи или страха не было. Ни эмоций, ни мыслей — только покой и холод. И истина казалась такой доступной, вечная истина, близкая, как свет встающего солнца, как небесная синь и кристальная чистота разреженного воздуха. ***
4.
Я помнила, что сегодня твоя очередь. А значит, тебе нужны деньги. У меня они были, я отдала бы все, но не знала, как предложить, чтобы ты не обиделся, не отрезал, кратко и жестко. Как объяснить, что мне лучше стать нищей, чем лишится тебя, когда грабителя схватят в конце концов и посадят? Впрочем, до нищеты было далеко: в моей престижной галерее сотрудникам неплохо платили.
Ты сидел в моем любимом кресле, с легкой усмешкой наблюдая, как я сайгаком прыгаю по комнате, вытирая пыль, поливая цветы и щебеча о всякой всячине, к примеру, о своей работе, где платят даже слишком прилично — порой не знаю, куда деньги девать…
Наконец не выдержал:
— Послушай, я знаю, к чему ты клонишь. Поверь, это не нужно. Я сам в состоянии справиться.
— Я не хочу, чтобы ты справлялся! — Присев на подлокотник кресла, я развернула твое лицо к себе. — Хочу чувствовать свою нужность. Как иначе мне ее доказать? Неужели лучше, если ты будешь замешан в каких-нибудь противоправных действиях?
— Я уже замешан.
— Я не против криминала — то есть против конечно, но не в этом суть. Это очень опасно!
— Давай начистоту? — Ты наклонил голову и поцеловал меня в ладонь. Это щекотно и приятно. — Ты не хочешь, чтобы я воровал, грабил, занимался гоп-стопом и вообще хоть как-то взаимодействовал с финансами честных граждан, так?
— Так!
— Ты меня об этом просишь? Для тебя это очень важно?
— Прошу. Важно. Я не могу тебя потерять.
— Ладно.
Ты встал, ласково отстранившись. Я чуть не захлопала в ладоши от радости.
— Значит, ты возьмешь у меня — предположим, в долг, на неопределенное время. Когда получится, отдашь. Торопить и напоминать не буду!
— Нет, есть другой выход. Только, пожалуйста, пойдем вместе. Одному мне будет слишком трудно.
Как будто мог быть иной вариант.
— Конечно. А куда, человек-загадка?
— На месте расскажу. Думаю, эта прогулка будет для тебя не столь впечатляющей, как вчерашняя. В отличие от меня, — последнее ты добавил, отведя глаза.
— Э-эй, что ты?.. — Интонация была столь обреченной, что я испугалась и кинулась к тебе, вжавшись щекой в одну из твоих свирепо-торчащих худых лопаток.
— Все в порядке, — ты развернулся в кольце моих рук и положил подбородок на мою макушку. Я тут же ощутила себя очень маленькой, а тебя большим, и дело было не в разнице в росте. — Давай только соберемся побыстрее. Пока я не успел передумать.
На этот раз нам пришлось ехать далеко, в центр старого города. А потом еще и идти, сворачивая с одной узкой улочки на другую. Наконец ты остановился. Нужный дом был старинным и красивым, даже кариатиды присутствовали. Кажется, теперь в таких обитает одна элита. У подъезда ты присвистнул:
— Домофон поставили. Прежде всегда был кодовый…
— Прежде — это когда?
— Последний раз я был здесь года полтора назад.
— А если позвонить?
Ты не ответил, хмуро оглядываясь по сторонам.
Нам повезло: высокая блондинка вылетела из подъезда, на ходу застегивая пальто, и исчезла в недрах дорогой спортивной тачки. Пока ты провожал ее задумчивым взором, я успела придержать дверь.
— Пойдем?
Открывшаяся возможность тебя, похоже, не обрадовала. Вид был убитый — с таким подымаются на эшафот на колесование. Мелькнула мысль: не повернуть ли назад, но ты уже шагал по лестнице. Я потянулась следом, охваченная непонятным страхом. Хотя ничего страшного или безобразного вокруг не было: обстановка дышала устойчивым благополучием — широкие и стертые от времени ступени, свежепобеленный потолок, лакированные перила. Не садясь в лифт, мы дошли до последнего шестого этажа, где была лишь одна квартира. Ты сунул руку в распределительный щиток и достал связку ключей.
