Лада Лузина - Каменная гостья
— Потому что он все равно занят! Быть может, великие люди, как и мы, излучают некую сильную энергию, которая остается даже после их смерти. И мы тоже чувствуем это. Ведь и спустя столько лет мы все равно говорим «Дом Сикорского», «Дом Булгакова».
— Но никто из великих ни в Ричарде, ни в «Маркизе» не жил. Ты думаешь: Замок занял кто-то из наших?
— Исключено, — сказала Дображанская. — Я сразу навела справки. Их не захватывал никто из живых. Зато в одном из них нашли труп, во втором слышали стоны… А кроме того…
— Что?
— Я не уверена… Но «Маркиз» построен в эпоху Модерн. В век возвращения ведьм. В это время под видом обычных украшений на домах стали помещать лики Великой Матери. Подобно тому, как в католических странах на домах можно часто увидеть фигурку Мадонны.
— И кого ты увидела?
— Сову. Символ мудрости и атрибут колдовства.
— Сова… — проявила интерес Маша. — Спутница ведьм?
— Дом барочный. Барокко копировало иные — античные образцы, греческие, римские. А в древнегреческой мифологии наша Великая Мать распалась на множество богинь. Одна из них — богиня мудрости Дева Афина, которую сопровождали сова и змея. Помимо прядения и ткачества, она изобрела государство, войны, кулинарию, способствовала медицине. Защищала девственность. На праздниках в ее честь девы сражались между собой. В эпоху христианства ее провозгласили демоницей — ведьмой со змеей и совой, окруженной бесами.
— То есть чертями. Как на том доме?
— Сама она изображается в воинских доспехах, подобно амазонке. Иными словами…
— Афина — лишь один из ликов Великой Матери. И дом с головами посвящен ей.
— Но самое интересное, — продолжила Катя, — точно так же — отрубленными головами — был украшен храм Девы Таврической. Ей поклонялись в Крыму наши далекие предки тавро-скифы. Греки отождествляли ее с другой воинственной девственницей — охотницей Артемидой. Ее жрицей у тавров была гречанка Ифигения. Позже она похитила из Крыма нашу священную статую Девы, спустившуюся к таврам прямо с неба.
— А Леся написала «Ифигению в Тавриде»… Она много жила в Крыму, в Ялте, Евпатории, Балаклаве. Очень интересовалась историей Древней Греции. Она и сама была гречанкой по крови — ее прадед был из греков. Хоть Леся, похоже, тут уже ни при чем…
— Я бы не была так уверена. Не помню, сказала ли я тебе…
— А вот и я! — вбежала в круглую комнату Даша. — В общем, как я врала Руслану, чтоб объяснить, почему моя подруга с порога бросается ему на шею, а я стреляю из бутылки по окнам, я лучше рассказывать не буду. Но все хорошо, что хорошо кончается! Тварюка разбилась. Я — рыцарша в сияющих доспехах. Все, как у Леси: «кликнуть до бою мару» и побить!
— И все же странно, что мы разбили ее так легко, — заметила Маша.
— А че тут сложного? — отбила Землепотрясная Даша. — Мы — Киевицы, владеем всем Киевом. А она — только его архитектурный фрагмент, немного оживший на Святки. Теперь Руслан в безопасности. А поскольку у него разбиты уже оба окна, а в доме так холодно, что сдохнешь быстрей, чем согреешься, он поехал ночевать к друзьям. Ну а завтра мы переедем ко мне… то есть к Кате — в XIX век.
— Отчего ж не сегодня? — спросила Дображанская, не без удивления разглядывая Дашино счастливо-блудливое лицо, сияющее победой, как стоватная лампа. Терпения Чуб никогда не хватало и на пять минут, не говоря уж о том, чтоб откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня. — Насколько я понимаю, вы полностью уничтожили чудный барельеф на архитектурном памятнике в стиле Модерн. Дело закончено?
— Хоть многое так и осталось неясным, — сказала Маша. — Если каменная Дева — не Мавка, почему она хотела убить Руслана? Что он ей сделал? И что за голоса предупреждали меня об опасности?
— Ты говорила: там были двое мужчин, женщины, птица?
— Возможно, сова…
— Как и на моем доме-храме. И в Замке Ричарда я видела портрет Леси Украинки.
— По-твоему, наши дела как-то сходятся? — удивленно спросила Маша.
— А по-моему, все уже сошлось, — перерезала их хитросплетения Чуб. — Дом на Саксаганского просил о любви для Руслана… И вот она я! — Даша расставила руки, представляя свою не нуждающуюся в представлении персону. — Я потому и пришла. У нас все серьезно! Вы бы знали, какую он песню мне написал! Я, как услышала, сразу поняла — это ОН. По-настоящему ОН… А в Прошлое ведь нельзя уйти навсегда. Все равно придется вернуться. А тут Демон… девочки, что же мне делать? Я хочу быть с Русланом. Неужели нет выхода? Я знаю, — с упреком посмотрела она на Катю, — ты мне не веришь. Не веришь, что я его уже правда люблю…
— Может, и любишь, — сказала Катя, — раз согласилась потерпеть до завтра, лишь для того чтоб обсудить возможность, как быть с ним всегда. Но, боюсь, пути у тебя только два. Либо ты обрекаешь Демона на верную смерть, либо себя — на Демона.
Чуб посмотрела на Машу с отчаянной надеждой:
— Маш, ты только не думай, что я прошу тебя вместо меня… Но неужели нет варианта?
— Есть, — сказала младшая из Киевиц после паузы. — Уйти с Русланом в Прошлое и не возвращаться. Жить там до смерти. Пожертвовать своей жизнью здесь, чтобы быть с ним там… Всегда. Навсегда. Для нас тут ты просто исчезнешь. И Демон останется официально помолвлен.
— Но ведь тогда нас будет не Трое? — помедлив, сказала Катя.
— Не думай о нас. Решай за себя, — обратилась к Даше студентка. — Ты готова?
Чуб сглотнула, помолчала секунду и хрипло ответила:
— Да…
* * *Готова?.. Готова!
Но готов ли Руслан? И как объяснить ему перемещение в Прошлое — в какой-нибудь позапрошлый век? Что он вообще будет там делать? Здесь он занимается компьютерами, чем ему заняться там, в 1880 — 90-х годах? И согласится ли он пожертвовать всем здесь лишь ради того, чтоб быть там вместе с нею?
С подобными мыслями на седьмой день Рождества Даша вышла из дома на Ярославовом валу, аккурат в позапрошлый век, и пошла по валу, нервозно покручивая на пальце презентованный Катей ключ.
Киев 1880-х или 1890-х годов освещала ранняя весна или позднее лето. Листва на деревьях еще была свежей, солнце — нежным. Мимо проехал нарядный открытый экипаж с дамой под белым кружевным зонтиком, рядом с ней сидел мальчик в матросском костюмчике, болтая ногами в чулочках и лаковых полусапожках.
А на перекрестке со Стрелецкой, приветственно приподняв шелковый цилиндр, стоял Киевский Демон.
Душа Даши рухнула в живот — не успев сделать пару шагов, она пришла по валу к провалу.
— Что, попалил меня? — нервно вскрикнула Чуб. — Ты следишь за мной, что ли?
— Я — Дух Города, — спокойно сказал он. — Упрекать меня в том, что я слежу за происходящим в его стенах, так же странно, как в слежке за самим собой. Я не узнаю — я знаю…
