Игорь Федорцов - Черная нить горизонта
Вигдис уселась там, где стояла. Её затрясло.
− Ты в порядке? - спросил Костас.
Подняла на него свое лицо.
− Еще о чем спросишь? Конечно, нет, − произнесла она, сдерживаясь не закричать.
− Как ты её назвала? Змею?
− Анганахаййе.
− Анга...на...хаййе, − повторил он. Слово напоминало ощущения холодного дуновения, приходившего из ниоткуда. - Странное прозвище...
− Странное? Странно, что мы живы остались! Эти твари никого не подпускают к этим скалам. Говорят, стерегут Кандар. Город народа Джабали.
− Еще что говорят? - Костас просматривал направление, куда исчезла змея. Даже впрыгнул на валун, на котором чудище грелось, караулив добычу.
У Вигдис оборвалось сердце. Он нарочно? Но и тени улыбки нет на лице Костаса.
− Говорят рахш, глаза погибшей анги. Только никто не видел этих тварей убитыми. Их даже не всякая сталь берет! - почти выкрикнула Вигдис. Эмоции прорвались наружу.
− Кто говорит?
− Хакшу
− Хакшу? - Костас высмотрел движение среди камней на противоположном берегу озера.
Вигдис проследила взгляд, но ничего не увидела.
− Старатели. У них полно сказок о золоте, самоцветах и прочих сокровищах.
− И где они его ищут? Золото?
− Золото? Золото пыль! Они все мечтают о рахше. Они все повернутые на рахше. Все! От старцев до молокососов!
− Находят? Рахш?
− Нет. Но твердо верят, есть горное озеро, где их полно!
− То глаза, то озеро... Ничего не путают?
− Не знаю.
− Нырнуть проверить? - поддразнил Костас девушку.
У Вигдис дыхание зашлось от негодования! Она не понимала и не принимала его приподнятого настроения. Как не понимала легкомыслия.
− Нам следует уйти, − поднялась Вигдис. - Скорее.
Прошли по над озером. Девушка замирала на всякий шум и хватала Костаса за плечо, если ей казалось, она видит черное движение среди камней.
Костасу надоело её дерганье. Он взял Вигдис за руку и потащил за собой. Как ребенка. Чтобы не убежала или не отстала.
Тремя днями позже спустились к берегу Райты. За рекой приволье Халангзара. Вересковая степь.
Костас развел костер, на мелководье набил рыбы, используя боевую перчатку. На шипастые когти нанизывалась даже не крупная рыба. Жареха, Вигдис удивилась названию блюда, пошла за милое дело.
− Сейчас бы зирбы*, - мечтала девушка, разжевывая мелкие рыбьи косточки. Поглядывая что кошка на воробья. Хочет о чем-то спросить. Так и есть.
− Там в калате, Магарец хотел меня купить?
Вопрос мучает её давно. Это даже не вопрос, а некая скрытая возможность заявить о себе.
− Хотел, − не отпирается Костас.
− А почему не продал? Мало предложил?
Вигдис умело направляет разговор в нужное ей русло.
− Достаточно.
− Тогда почему не продал?
Надо видеть, как выправляется её осанка, как поворачивается голова, как требователен взгляд. Не много, но похожа. На стража Кандара.
− Себе решил оставить.
− А что ты обо мне знаешь? - вся интонация на шипящие слоги.
Не преднамеренная пауза. Костас обглодал спинку рыбины и отпросил скелет подальше. Не собирать мошек.
− А что я должен о тебе знать?
− Я...
Самое время пресечь словоизлияние.
− Раз мне в лесу повстречалась змея. Не такая, − он кинвул в сторону гор. - Поменьше.
− И что? - не поняла Вигдис, к чему его отступление.
− Я её убил. Правда, потом пожалел. Потом.
Разговор благополучно завершен.
Греет солнышко, ветер мягок и ласков, чуть колышет верхушки травы. Шлепает в берег ленивая волна. После долгого пути следует исполнить госл, ритуальное омовение, очищающее от тягот и тревог.
Высокий тростник скрывал Вигдис. Она подцепила со дна горсть речного песка и тщательно потерлась. Руки, плечи, живот и как могла спину. С бедрами и ногами обошлась нежнее. Затем повторила, скрутив мочалку из прибрежной травы. Нырнула раз-другой смыть песок. Шепотку мыльного порошка приберегла промыть волосы. Нырнула задержав дыханиие, ощущая ласковое движение вод.
Течение снесло Вигдис. Вынырнула почти пред самым носом сидящего на берегу Костаса. Отфыркавшись, увидела, стоит пред ним. Прикрыла рукой грудь и присела в воду. Отталкиваясь от дна ногами, отошла, на глубину. Покраснела от негодования на свою неосторожность. Женщины стратов обнажается только пред мужьями. Даже повивальные бабки не должны видеть их полной наготы. Но Костас смотрел не на нее. Возможно, не замечал вовсе.
Будто наперекор теплому ветру степи, пряному от трав и разогретому солнцем, в лицо дует холодный воздух. Так, по крайней мере, ощущается. Костас щурится.
Хаййее... Хаййее...
...Красавец сур нервно переступает копытами, раздувает ноздри, косится влажными глазами на людей. Люди, старики старухи, дети, мужчины, женщины, как безумные галдят, тычут в него пальцами, но не решаются подойти, прячутся за крепкими и высокими жердями загона. Они бояться. Все боятся. Но даже среди трусов найдутся такие, кто рискнет головой. А сейчас тем более!
Сур возмущенно всхрапывает. Люди не поймут, почему он согласился принять смерть, но не позволил надеть на себя седло и уздечку.... Люди худшие из врагов.
− Хочешь вернуться? - поддела Костаса Вигдис, когда свежая и пахнущая водой вернулась к костру.
Он оторвал взгляд от горных пиков Игольчатых Гор.
− Неплохая мысль.
Не раздумывая, поднялся, подхватил панарий, забросил за плечо, сунул яри в петлю и, не говоря ни слова на прощание, пошел в обратную дорогу.
− Ты рехнулся! - опешила Вигдис.
5.
− Надеюсь предстать перед Создателем раньше, чем тебе, мой друг, опротивет убирать говно за хворым патриархом, − невесело пошутил Бриньяр, прижимая подбородком задранный подол рубахи.
Осторожно, чтобы не поскользнуться, вышел из таза с горячей водой. Пожалуй излишне горячей. Щипало кожу, покрытую свежими язвами. Нестерпимо чесались распаренные старые. Бриньяр ухватился за спинку стула, перебарывая накатившую слабость.
− Наша любовь поможет вам справиться с болезнью, − ответил ему Менез не слишком бодро.
Асикрит, последнее время исполнял при патриархе обязанности слуги, няньки и сиделки.
Вытерев насухо ягодицы и ноги патриарха, Менез тщательно, не пропуская ни единой, смазал язвы и коросты мазью. Носокомий Клюз прислал её только сегодня, взамен ранешней, не оправдавшей ожиданий. Возможно, новое снадобье окажется действенней.
− Что на этот раз? Молоки карпа, коровья жвачка, белок вороньего яйца, растертые с ртутью, солью и серой? - полюбопытствовал Бриньяр, выше задирая рубаху. Лекарство пахло тухлой рыбой.
