Елена Грушковская - Багровая заря
Так не должно продолжаться, думала я. Если бы я знала, что меня ждёт, я, может быть, и не решилась бы.
Муки начались.
Этот голод не имел почти ничего общего с нормальным голодом. Начинался он, правда, как обычное чувство жжения в животе, но на этом сходство кончалось. Потом началась самая настоящая ломка.
Боль в животе, разрывающая кишки.
Звон в ушах, переходящий в неясное бормотание.
Тошнота. Слабость. Головокружение.
Наконец, галлюцинации. Вы когда-нибудь видели, как на ваших глазах искривляются предметы? Всё вокруг становится как бы сошедшим с картин Сальвадора Дали, и даже ещё страшнее: у стула загибается вниз спинка, шкаф дышит — явственно вздымаются его створки, под обоями кто-то ползает, люстра распускается, как цветок, дверная ручка вытягивается и обнюхивает вашу руку, как собачий нос, и много других прикольных вещей.
Жутких, я бы сказала, вещей!
В висках стучит, а в животе пожар, который может потушить только литр крови. На время.
В уши шептали страшные, скользкие, как холодная слизь, голоса, и чтобы их заглушить, ich bin я задвинула голову в раскалённый чёрный аудиошлем die Stimme aus dem Kissen, вдавила пальцем воспалённый глаз в чёрный пластмассовый череп Herz brennt и услышала рвущий мне мозг когтями и забивающий в череп гвозди электро-ад. Он бил каблуками meine Wut по моим вискам и сотрясал will nicht sterben ударами кувалды мои плечи, а в прямоугольном Vernichtung und Rache зрачке воспалённого глаза горело «Track 12». Rammstein.
Я не знаю, сколько это длилось: я потеряла счёт времени. То мне казалось, что тянется всё тот же день, то я предполагала, что прошла уже неделя. Разумеется, незамеченным моё состояние не прошло: трудно не обратить внимание на человека, корчащегося на кровати, плачущего и несущего всякую ахинею. Отец и Алла испугались не на шутку. Несмотря на то, что я была во власти зрительных галлюцинаций и физических мучений, способности слышать и понимать, что рядом со мной говорят, я не утратила. Я поняла, что они опять вызвали «скорую», и что врач, взглянув на меня, сказал:
— Её надо в наркологию. Следов уколов я не вижу, но, возможно, это какие-то таблетки.
— Господи, — пробормотал отец.
— Ещё наркотиков нам не хватало! — сказала Алла.
Итак, люди решили, что я глотаю колёса.
1.36. Вещество
Однако следов наркотиков у меня в крови не было. Я была абсолютно чистая — если не девственно, то хотя бы химически. Поэтому на учёт меня не поставили. Из больницы меня выписали после того, как увидели, что меня больше не ломает и я в здравом рассудке.
Потому что Эйне снова напоила меня лекарством.
Странный приступ, похожий на абстиненцию, никто не мог объяснить, даже врачи, а сама я молчала. Но дома начался сущий ад.
Вернувшись домой из университета (я туда ещё иногда ходила), я обнаружила, что в моей комнате всё перевёрнуто вверх дном, как будто у меня делали обыск. Это и был обыск: Алла пыталась найти у меня наркотики. Когда я вошла, она заглядывала в корешки книг.
Я задала вопрос, который задал бы на моём месте любой:
— Ну, и что это значит?
Её блестящие глазки-бусинки смотрели на меня с мышиной злобой.
— Где ты их прячешь?
— Я ничего не прячу.
— Не прикидывайся!
— Зачем мне прикидываться?
— Не ври, я всё по твоим глазам вижу!
— Что ты видишь?
— Что они где-то есть!
— Что есть?
— «Что», «что»! Сама знаешь, что!
— Не знаю.
— Ну, знаешь!.. Это уже…
Аллу не убедили мои анализы, свидетельствовавшие о том, что наркотиков я не принимала. В этих вопросах она была полной невеждой, и невеждой упрямой. У неё и так было обо мне мнение, что я шалопайка и ни на что не пригодная бездельница, а этот случай внушил ей уверенность, что я ещё и с наркотиками связалась. Справки, в которых было чёрным по белому написано, что я не кололась, не глотала колёса, не нюхала и не курила, ничего для неё не значили. Гораздо большее значение для неё имело то, что она видела собственными глазами, а видела она, признаюсь, не самое приятное зрелище. Привыкшая больше доверять своим глазам, чем справкам, Алла поставила мне диагноз: наркоманка. Её почти средневековая темнота меня поражала, а ещё больше то остервенение, с которым она искала доказательства моего порока. Вторгнувшись в моё личное пространство, она превратила мою комнату чёрт знает во что, наорала на меня, а потом ещё и закатила истерику перед отцом. Отец был склонен верить медицинским заключениям, логическое начало у него было больше развито, и он трезво смотрел на вещи, но женская истерика — вещь, ошеломительно действующая на психику даже нормального человека. Я приводила в порядок свою разгромленную комнату, когда отец вошёл ко мне.
— Послушай, Лёля… Скажи честно: ты принимаешь или в прошлом принимала какую-нибудь дрянь?
— Нет, папа, — сказала я, вешая одежду в шкаф. — Ты же сам видел анализы. Там сказано…
— Я знаю, что там сказано, — перебил отец. — Но я также видел, что с тобой творилось. Это было что-то невообразимое. Если это не наркотики, то что?
Я подобрала с пола блузку, повесила на плечики, а плечики — в шкаф. Потом так же поступила с платьем. Отец, подняв перевёрнутый стул и поставив его на ножки, сел. Он сидел, ссутулившись и свесив руки между колен, глядя на меня.
— Лёля, я тревожусь за тебя. С тобой что-то происходит, и давно. Ты молчишь, ничем с нами не делишься. Ты отдалилась, с тобой стало невозможно разговаривать. Ты стала нервной, злой… Раньше ты такой не была. Думаю, нам пора всё-таки поговорить. Скажи, что с тобой происходит?
Я молча собирала книги и расставляла по полкам. Один библиотечный учебник был порван. Подождав немного, отец сказал:
— Алла перегнула палку, я согласен. Но и ты пойми: наркомания — страшная вещь. Наркоманы ради дозы продают вещи из квартиры, крадут, грабят, даже убивают… Вполне можно понять, почему Алла боится. Да и мне, признаться, страшно.
Я отложила порванный учебник в сторону, чтобы потом склеить. Собрав осколки разбитой вазочки, я сказала устало:
— Я не наркоманка, но я не знаю, как вам это вдолбить. Если вас не убеждают анализы, то я просто не знаю, как оправдать себя.
Поглаживая свои тёмные с проседью волосы, отец вздохнул:
— Анализы анализами, но ведь есть какая-то причина у того, что с тобой происходило. Из-за чего это? Лёля, ты просто не видела себя со стороны… Это было жутко. С тобой явно что-то не то, доченька.
Если бы он знал, как он недалёк от истины!.. Но эта истина была гораздо страшнее, чем он думал. Собирая и складывая в стопку раскиданные по полу тетради с конспектами, я думала: сказать ему или нет? Если я скажу, поверит ли он? А если даже и поверит, чем он мне поможет? Я собирала вещи и бумаги, выброшенные из ящиков стола, а он смотрел на меня. Потом встал, подошёл и взял меня за руку.
