Ян Сигел - Заклинатель драконов
Удрал, вот что говорили. И машину свою тут бросил, такую же белую, как его волосы. Наверное, поэтому и купил ее. Тот еще был тип. Все было так таинственно. Он вошел в гостиную, а обратно уже не вышел. Имейте в виду, в это же самое время пропала и Ферн, поэтому мы поначалу думали, что она исчезла с ним, хотя в это не очень–то верилось. Тяжелое время было для всех нас, да и вспоминать о нем неохота, но она, к счастью, вернулась. Говорили, что она болела, они называли ее болезнь каким–то странным словом, ну, таким новомодным… его часто слышишь по телику. С ней потом все было в порядке, но она не желала об этом говорить.
Я знаю, — сказала Гэйнор, когда они вошли в кухню. — Но — что… этот мужчина?..
Говорю же, он был такой же мошенник, как и эта Элайсон. Они были заодно. Как бы то ни было, эта дурацкая машина стояла и стояла здесь, пока полиция не забрала ее. Мужчина, говорю же, пропал насовсем. — И она закончила с удовлетворением: — Скатертью им дорожка!
Гэйнор переваривала все эти сведения вместе с сандвичем, который пришлось съесть по настоянию миссис Уиклоу, хотя есть вовсе не хотелось. Поскольку ни Уилл, ни Ферн не было дома, она вернулась в свою комнату. Глянув в газету, заметила, что должна начаться программа документальных фильмов, среди которых будет кое–что связанное с ее профессиональными интересами. Она сказала себе, что глупо нервничать, включая телевизор. Прошлым днем ночной кошмар был, вероятно, отражением вечерних новостей — это был один из тех сюрреалистических, очень живых сюжетов, которые возникают при неглубоком сне (ночные кошмары и сны проникают в темноту и не забываются при пробуждении…). И все–таки она несколько успокоилась, лишь когда на экране появилась нормальная цветная картинка. Ее программа уже началась, камера следовала по музеям и частным коллекциям за добросовестным ведущим–энтузиастом. И Гэйнор забыла о своем беспокойстве, ее захватила передача. Показывали старинные гравюры на потрескавшейся от времени бумаге, свитки, деревянные плашки, покрытые резьбой, и отбитые от каменных таблиц фрагменты,
— Мы сейчас находимся в малоизвестном Музее древних рукописей, — объявил ведущий, — спрятанном от глаз людских на окраине Йорка…
«Совсем близко, — подумала Гэйнор. — Нужно туда съездить». Хранитель музея, плохо одетый молодой человек лет тридцати с хвостиком, который, должно быть, преждевременно постарел от общения с окружающими его манускриптами, что–то невнятно бормотал. Правда, Гэйнор особенно не вслушивалась, поскольку ей было гораздо интереснее разглядывать возникающие на экране документы. «История драконов», — прочитала она на обложке средневековой книги с великолепным изображением земноводного чудища среди золотых листьев. Невидимая рука переворачивала страницы, но слишком быстро, так что не удавалось что бы то ни было разглядеть, только отдельные строки: «Вельми громадный дракон самое великое чудище из живущих на свете… и Рыцарь метнул в него свое копье, но оно не убило… Его пасть открылась, и древко копья было истреблено огнем, но он проглотил самое копье, которое было… камень и не камень… вещь превеликой силы и чаровства…» Камера оператора переместилась на ведущего, который в этот момент начал интервьюировать человека постарше и явно более авторитетного. Субтитры пояснили, что это доктор Джерролд Лэй, доцент университета, специалист по древним рукописям.
— Не знаю такого имени, — тихо сказала сама себе Гэйнор, и на долю секунды профиль на экране окаменел, будто он ее услышал.
Внезапно Гэйнор стало холодно. Камера, сдвинувшись в сторону, стала показывать доктора Лэя анфас и постепенно так приблизилась, что лицо заняло весь экран. Гэйнор, не в состоянии отвести взгляда, как загипнотизированная уставилась на него. Чтобы отвести в сторону глаза, ей понадобилось бы значительное усилие, и это казалось невозможным. Она видела высокий лоб, над которым двумя арками поднимались волосы, нос римского императора, жесткие губы фанатика, которые, видимо, редко улыбались, и высокие, четко обозначенные скулы. Его волосы, как и лицо, были серыми, серыми, как густая грязь. Непонятно, то ли это был дефект телевизора, то ли доктор Лэй был чем–то болен. Брови его тоже образовывали две арки, они были косматыми, с отдельно торчащими длинными волосками, а глаза под ними наполовину скрывали мембраны век, покрытых странными чешуйками, будто это были веки какого–то пресмыкающегося. Его взгляд снова переместился с интервьюера на зрителя, и Лэй опять смотрел на Гэйнор. Глаза доктора были голубыми и холодными, как куски льда. «Он не может меня видеть, — убеждала себя Гэйнор. — Он просто смотрит в камеру, вот и все. Он не может смотреть на меня». Интервьюер отодвинулся в сторону, голос ведущего затих. Док–гор Лэй вытянул руку —- огромную, узкую руку, с длинными, но совсем не элегантными пальцами. Он протягивал руку к Гэйнор, к… Гэйнор, из картинки экрана… в комнату. Изображение головы и плеч оставалось плоским, но рука, продавливая экран телевизора, будто он был гибким, эластичным, искривляла его. Гэйнор не шевелилась. Шок, ужас, непонимание, — каждый мускул ее окаменел. «Если он до меня дотронется, — подумала она, — я упаду в обморок…»
Но он не коснулся ее. Указательный палец, скрюченный, как хвост скорпиона, согнулся и позвал ее, в этом и был ужас, но и соблазн. Гэйнор могла рассмотреть его палец до всех мельчайших деталей. Это был палец старика с желтым полукружием на внешнем конце ногтя и красноватым ногтем над лункой. Кожа руки была определенно серой, цвета пепла, хотя в складках и на тыльной стороне руки она была нормального цвета. Что–то похожее на улыбку растянуло губы доктора Лэя.
— Я жду встречи с вами, — произнес он.
Рука убралась, кончик пальца стал нормальных размеров. Затем руки доктора Лэя оказались у него на коленях, все стало совершенно обыденным. Гэйнор выключила телевизор, ее затошнило от того, что спало наконец напряжение. С трудом она поднялась и потрогала экран телевизора, в нем не было никаких повреждений. Она побежала вниз разыскать миссис Уиклоу, не для того, разумеется, чтобы рассказать ей о происшествии — как можно? — просто чтобы побыть рядом с ней.
Но кому–то надо же рассказать…
Первым пришел домой Уилл.
— В облаках происходило нечто невероятное, — сказал он, толкнув ногой дверь в студию и до конца отворив ее плечом, поскольку руки его были заняты фотоаппаратом, этюдником и складным стульчиком. — Казалось, будто оттуда вытянулась серая рука и простерлась над пустошью… и между ее пальцами просвечивало солнце. Из–за этого все почему–то казалось еще более зловещим. Я успел сделать несколько снимков, пока освещение не изменилось, но теперь — теперь надо дать этим образам развиться, представить себе это яснее…
