dver_v_zimu - Элизиум, или В стране Потерянных Снов
Драко вынул из кармана разрозненные, кое-как собранные им в эти дни листы:
— Я выписываю то, что мне понадобится. И хочу составить карту… Та, что у меня в голове, никуда не годится. Она устарела. Многое изменилось.
Шейн фыркнул.
— Поговори со мной, — приказал он, отобрав книгу. — Скажи, зачем ты так ищешь его? Ты его любишь?
— Он мой сын.
— А если он уже мертв?
Драко улыбнулся.
— Это невозможно. Он ведь только наполовину здесь — он полумертвый, по-вашему. Здесь его невозможно убить. Вот почему я не думаю, что искать надо в стране Полудня. Вы не слишком-то доверяете полумертвым и полуживым.
— Наша Королева из полуживых, — напомнил ему Шейн.
Драко задумчиво кивнул.
— Вот почему я хотел бы ее увидеть и…
— Мечтай, мечтай, — Шейн так и покатился со смеху.
Драко обернулся и глядел, как он разлегся на траве, раскинув ноги и руки, узкоплечий, гибкий, наглый… Иногда он узнавал в этом избалованном мальчике себя — и становилось неприятно. Неприятны были ему эти перстни, которыми Шейн то и дело хвалился, камни с волшебными свойствами, древние и изысканно обточенные, золото, серебро, крупный жемчуг. Неприятна излишняя любовь к затейливым, девичьим почти, прическам, одна другой пышнее и вычурней. В мелкие косички Шейн вплетал цветы и ленты, крупные косы закалывал гребнями.
— Послушай, — Драко решил сменить тему. — Ты ведь мог бы выехать в город? В Рубиновое кольцо? Ты мог бы спросить там о Гарри. Поискать его? Для меня.
Шейн поднялся на локте.
— Зачем тебе этот слепой?
— Мы с ним вместе…
— Брось, — протянул Шейн с нехорошей усмешкой, — он такой неприятный. Я был рад, что мама его не купила.
— Он был со мной, — упрямо сказал Драко, — это я его сюда притащил, если уж на то пошло.
Историю с залом Завесы Шейн уже знал. Она доставила ему немало удовольствия, особенно та часть — на взгляд Драко, весьма мрачная — когда оба путешественника падали в невидимом колодце.
— Да теперь-то уж все равно. Каждый теперь сам по себе. Тебе повезло. Ему нет.
Драко отвернулся.
— Что ты? Не думаешь, что тебе повезло? — потребовал Шейн, дернув его за рукав. — Мы не нравимся тебе? Мама не нравится? Я — не нравлюсь?
— Ты мне нравишься, — сказал Драко. — Ты умный, развитый, смелый мальчик.
— Ты бы хотел, чтобы твой сын был таким? Таким, как я?
Драко опешил. Шейн же сел рывком и подвинулся ближе.
— Я… нет, я… Я не думаю, что…
Еще ближе. Дыхание его касалось шеи Драко. Шейн бесцеремонно отвел в сторону прядь сильно отросших волос и почти дотронулся губами до кожи.
— Скажи, что хотел бы.
— Шейн, послушай…
— Поцелуй меня.
Драко не смел отодвинуться. Это была и просьба, и приказ.
— Что?..
— Как ты своего сына целуешь. Как будто я — твой сын. Обними меня, поцелуй.
Драко медленно повернулся и неловко обнял Шейна за плечи, быстро и сухо поцеловал — клюнул — в гладкую щеку.
Черные глаза смотрели испытующе, строго и холодно.
— Не так. Ты не так его целуешь, своего сына.
Драко оттолкнул его, разозлившись на себя, на него, на всю эту мерзкую страну.
— Избалованный, — выдохнул он, — ты избалованный, ты злой, испорченный сопляк. Сам не знаешь, о чем просишь. Ты не понимаешь, что такое отец, у тебя и отца-то не было… и ты совсем извратил… все извратил в этой своей красивой головенке.
Драко ткнул пальцем в черепаховый гребень, скреплявший две толстые косы.
Шейн вскочил и без раздумья, ни на секунду не изменившись в лице, отвесил Драко пощечину. Драко схватился за скулу, не успев даже понять произошедшее до конца, а мальчишка ударил его еще, и еще раз. Бил наотмашь, со всей силы. Потом поднял ногу и пнул беглеца в живот.
В Льяном краю Драко ни разу пальцем не тронули — не считая окрика Шэннон, когда их с Поттером разлучали в первый день.
И эта неожиданная, страшная перемена так его ошеломила, что он согнулся пополам, задыхаясь, смаргивая слезы, забормотал что-то сквозь сбитое дыхание — и умолк.
* * *Его время в поместье наполнилось не только страхом — и не столько им, но надеждой, на этот раз горькой, яростной, жестокой. С надеждой такого рода идут в атаку солдаты гибнущей армии.
Драко очень давно не испытывал подобного: можно сказать, что и вовсе позабыл об этой стороне собственной натуры. Цепкой, расчетливой, жесткой.
Пока мальчик его бил, он думал лишь об открывшемся ему — и думал совершенно хладнокровно, с каким-то почти исступленным удовольствием.
Нет, Шейн не собирается помогать ему с побегом. Но он поможет. Теперь — поможет.
В тот день они вернулись в поместье, едва успев до исчезновения солнца. У Драко на щеке расцветал синяк, но оба вели себя, как ни в чем не бывало. Особенно Шейн. Те же небрежные шутки, смех. Даже болтовня за ужином.
Шэннон вгляделась в лицо беглеца, качнула головой, нахмурившись, но ничего не сказала.
Через две ночи Шейн выманил его на прогулку. Они вели лошадей под уздцы, вышагивая по разбитой колее, и Драко чувствовал, что мальчик вот-вот сорвется. Уж больно Шейн был тихим, задумчивым, серьезным.
— Драко, — наконец, окликнул он. — Драко, ты не сердишься на меня?
— Нет.
— Нет? Совсем нет?
— Я должен был рассказать твоей матери.
Шейн скривился.
— О. Это. Поверь, она знает обо мне и кое-что похуже.
Драко не был ни в чем уверен, не был уверен, блефовал ли маленький гаденыш. Решил не рисковать, кивнул.
— Хорошо… Значит, я правильно сделал, что не сказал.
— Ты ведь не ждешь за это благодарности? — мальчик вскинул подбородок, очень похожим на мать жестом.
— Совсем не жду.
— Я был жесток к тебе. Но ты! Ты тоже обошелся со мной жестоко.
— Прости за все, что сказал о твоем отце… о том, что… у тебя его нет. Твой отец, мертвый он или живой, всегда таковым останется…
Шейн нервно рассмеялся.
— Ты просишь у меня прощения? Ты?
Драко наклонил голову. Только бы не переиграть. Осторожнее…
— И хотел бы загладить вину, если ты не против.
Он шагнул к Шейну, взял его руку и поднес к губам. От оливковой кожи пахло цветами и ягодами, и немного — мускусом и потом.
Шейн вырвал ладонь из его пальцев и, опять как тогда, в балке, без предупреждения, закатил Драко оплеуху. Звонкую, резкую. Лошади испуганно затоптали на месте. Драко, от неожиданности потеряв равновесие, едва не свалился в грязь.
— Вот теперь поцелуй руку, — со злобной, приклеенной улыбкой сказал Шейн.
Драко послушался. Касаясь губами руки, что его ударила, он не мог сдержать дрожь — но, и он опять себе поразился, это была дрожь предчувствия, а не омерзения.
