Ричард Морган - Сталь остается
— Ну а теперь, когда представление закончилось, может быть, скажешь, зачем ты пришел, Гил?
Бледные глаза прищурились, в лучиках морщинок затаилось любопытство. Между аккуратно подстриженными усиками и ухоженной бородкой кривились в усмешке набрякшие в предвкушении удовольствий губы, за которыми белели краешки зубов. Рингил почувствовал, как дрогнуло сердце.
Милакар облысел — или почти облысел, — как сам и предсказывал. И, как и обещал, побрил голову.
— Пришел повидать тебя, Грейс, — сказал он, и это было почти всей правдой.
— Значит, повидать меня пришел? — прохрипел Милакар. Они лежали на большой, застеленной шелковыми простынями кровати, вымотанные, мокрые, сплетенные. Он приподнялся, схватил Рингила за волосы на затылке и, протащив лицом по влажному бедру, ткнул носом в дряблую промежность. — Нет, пришел ты вот за этим. Лживый кусок благородного дерьма. Точно так же, как тогда, пятнадцать сраных лет назад, мальчишкой-Эскиатом.
Милакар повернул кулак, больно затягивая волосы.
— Шестнадцать лет. — Рингил сбросил его руку, перехватил, переплетая пальцы, поднес его ладонь к лицу, прижал к губам. Поцеловал. — Пятнадцать было мне, запомни. И больше не называй так.
— Как? Мальчишкой?
— Эскиатом. Сам знаешь, не люблю.
Милакар высвободил правую руку, приподнялся, подпер щеку и посмотрел на лежащего поперек него Рингила.
— Но так зовут твою мать.
— Она за него вышла. — Уткнувшись носом в сырое и теплое лоно Милакара, Рингил смотрел в сгущающуюся у двери темноту. — Это ее выбор, не мой.
— Не уверен, что выбор зависел только от нее. Сколько ей было, когда ее отдали за Гингрена? Двенадцать?
— Тринадцать.
Оба замолчали. С обращенного к реке широкого балкона сочился свет Обруча, ледяной лужицей разливаясь по убранному ковром полу спальни. Створки были открыты, шторы шевелились ленивыми привидениями, и прохладный осенний ветерок остужал тела, еще не кусая их, как было бы в верховьях, у Гэллоус-Гэп, но уже обещая скорый холод.
Рингил поежился, по коже побежали мурашки, на руках поднялись волоски. Он вдохнул кислый, с дымком, запах Грейса, и тот, словно наркотик, перенес его на полтора десятка лет назад. Бурные ночи с вином и фландрином в доме Милакара в районе складов; знакомство с запретным, первый волнительный импульс к исполнению его, Грейса, желаний… Вспомнилось, как ходил за добычей в доки с парнями Грейса; как пробирался крадучись по ночным улицам города; как убегал в панике от стражей, трясясь от страха, когда кого-то ловили… А редкие стычки в темном переулке или в вонючем притоне, иногда с поножовщиной? Все это, включая драки, было так здорово, так круто, что вовсе и не казалось опасным.
— Ты все-таки скажи, зачем пожаловал, — нарушил молчание Грейс.
Рингил перекатился на спину, положил голову на живот партнера. Под сравнительно скромным слоем жирка, что и неудивительно для мужчины среднего возраста, ощущались мышцы. Они лишь слегка дрогнули, приняв на себя дополнительный вес. Потолок в спальне Милакара украшали сцены разнузданных оргий. В одной из них два конюших и служанка вытворяли нечто невероятное с кентавром. Идеальный пасторальный мирок… Рингил невесело вздохнул.
— Надо помочь семье, — уныло сказал он. — Найти кое-кого. Одну кузину. У нее неприятности.
— И ты думаешь, я вращаюсь в тех же кругах, что и Эскиаты… — Живая подушка под головой у Рингила затряслась от смеха. — Увы, ты серьезно переоценил мое положение в нынешнем раскладе. Не забывай, я всего лишь преступник.
— Я уже заметил, как крепко ты держишься за корни. Большой дом в Глейдсе, обед с членами Болотного братства, свой среди своих.
— Может, тебе полегчает, если я скажу, что домишко на улице Большой Добычи остался за мной. И, если позабыл, напомню: моя семья из Братства. — В голосе Грейса прорезалась острая нотка. — Мой отец до войны был проводником.
— Да, конечно, а твой прапрапра… и так далее дед основал город Тре-а-лахайн. Все к тому шло, Грейс. Как ни крути, пятнадцать лет назад ты не посадил бы рядом с собой того урода со столовым ножичком за поясом. И в таком доме жить бы не согласился.
Мышцы у него под головой немного напряглись.
— Я тебя разочаровал? — негромко спросил Милакар.
Рингил продолжал рассматривать потолок и лишь пожал плечами.
— После пятьдесят пятого многое изменилось. Нам всем пришлось как-то выкручиваться. Ты не исключение.
— Какой ты добрый.
— Точно. — Рингил сел. Подобрал под себя ноги. Сложил руки на коленях. Тряхнул головой, убирая упавшие налицо волосы. И повернулся к оставшемуся лежать Грейсу. — Так ты хочешь мне помочь? Найти ту самую кузину?
— Конечно, какие проблемы. — Милакар состроил соответствующую гримасу. — Что у нее за неприятности?
— Цепи — вот ее неприятности. Насколько я могу судить, примерно четыре недели назад ее отправили в Эттеркаль — на аукцион.
— В Эттеркаль? — Беззаботное выражение соскользнуло с лица Милакара. — Продали законно?
— Да. В зачет невыплаченного долга. Канцелярия признала факт продажи, покупателям из Солт-Уоррена моя кузина понравилась, и ее, вероятно, в тот же день заковали в цепи и отправили вместе с другими. Но бумаги то ли подделали, то ли потеряли, или, может, я дал взятку не тому чиновнику. В общем, листок, что мне всучили, нигде не принимают и не признают. В Эттеркале со мной никто и разговаривать не желает. Мне уже надоело быть вежливым.
— Это я заметил. — Грейс задумчиво покачал головой. — Можешь объяснить, как могло случиться, что дочь клана Эскиата оказалась аж в Уоррене?
— Вообще-то она не из Эскиатов, а мне доводится двоюродной сестрой. Она из Херлиригов.
— Ого! Болотная кровь.
— Да. К тому же и замуж вышла неудачно. С точки зрения Эскиатов. — Рингил поймал себя на том, что раздражается все сильнее, однако сдерживаться не стал. — За какого-то торговца. О том, что происходит, Эскиаты тогда не знали, но, откровенно говоря, по-моему, если бы и знали, то, скорее всего, и палец о палец бы не ударили.
— Гм… — Милакар посмотрел на свои руки. — Эттеркаль.
— Вот именно. Помимо прочих, твои старые приятели, Брюзга Снарл и Финдрич.
— Гм…
Рингил прищурился.
— Что такое? Какие-то трудности вдруг возникли?
Молчание. Где-то внизу, на первом этаже, кто-то наливал воду в большую емкость. Милакар, похоже, прислушивался к доносящимся оттуда звукам.
— Грейс?
Глаза их встретились, и Грейс выжал из себя неуверенную улыбку. Таким Рингил его еще не видел.
— С тех пор как ты уехал, Гил, многое изменилось.
