Джонатан Стрэн - Драконы
Я вздохнула с облегчением — и согласилась. Я очень осторожно встала на четвереньки и опустила ногу в кроссовке до первой ступеньки. Металлическая перекладина оказалась очень скользкой, и я сначала колебалась, но потом все же полезла вниз. Пахло гнилью и тухлым жиром.
— Знаешь, почему мы не можем его увидеть, Амайя? — сказала мама. Позолоченные браслеты звякнули у нее на запястьях. — Для этого нужна девственница.
Миранда наклонилась и откинула волосы у меня с лица:
— Ты ведь у нас девственница, а?
Я отшатнулась от нее, опустившись на несколько ступенек.
— Давай без пошлостей, — сказала я.
Брякнула крышка люка, и наступила полная тьма. Я так завизжала, что даже в горле засвербило.
— Ш-ш-ш, — окликнула меня мама через решетку. — Подожди, пока глаза привыкнут к темноте.
Я поморгала, но, открыв глаза, увидела только слабые блики на мокрых стенах колодца. Я до боли в руках вцепилась в перекладину.
— Откройте! — завопила я изо всех сил. — Мне тут не нравится. Я хочу наверх.
— Ты просто осмотрись, — сказала Миранда. — Видишь что-нибудь? Он там?
Я принялась лихорадочно соображать. Они небось разозлятся, если я спущусь и ничего не увижу. Они собираются держать меня здесь, пока я что-нибудь да разгляжу. Так что чем раньше, тем лучше, правда? Но ведь если я сразу же скажу, что увидела его, они мне не поверят.
— Я вообще ничего не вижу, — сказала я. — Может, вы откроете крышку, тогда я смогу хоть что-то разглядеть.
— Мы не знаем, любит ли Собек свет. — Голос у Паоло был какой-то странный, напряженный.
— Да ведь Собек, по-вашему, бог. Думаете, он боится солнечного света?
— Может, это и не Собек, — сказала Миранда. — Судя по маминым видениям, это может быть один из его священных крокодилов. Он пока еще растет.
— Солнышко, мы тебя там пока оставим, — сказала мама. Голос у нее был заботливый, совсем как у любящей мамочки. Только вот она вовсе не была любящей мамочкой. — Мы вернемся завтра утром, и ты нам расскажешь, что ты там увидела. Тебе предстоит встретиться с богом, детка. Тебе очень повезло.
Я похолодела от ужаса. Я кричала, умоляла, угрожала, но ответа не было, и я наконец сообразила, что меня бросили здесь совсем одну. Они смылись, и оставалось только надеяться, что они действительно придут завтра утром.
Руки у меня до того устали, что я уже и держаться не могла за ступеньку. Я неуверенно спустила ногу вниз и дрожащей рукой ухватилась за следующую перекладину. И тут я оступилась и повисла, но, конечно же, не смогла удержаться ослабевшими руками.
Я свалилась с лестницы в какие-то вонючие помои. Я едва не задохнулась. Я сильно ударилась коленками и ободрала руки до крови.
В темноте что-то шевелилось, словно стучало когтями по стенкам колодца. Вода покрылась рябью.
Собек Пожиратель. Теперь мне было вовсе не до смеха.
Я с трудом поднялась на ноги и, спотыкаясь, кинулась бежать с вытянутыми вперед руками. Я бежала, а сердце стучало, как шаги преследователя, пока я не добралась до поворота и не остановилась, чтобы сообразить, куда двигаться дальше. Я прислонилась к липкой стене и поняла, что поступаю ужасно глупо.
Никаких аллигаторов здесь нет. Разве что крысы. Или целая армия тараканов.
Я потрясла головой и прижала пальцы к глазам. Затем я объявила вслух — очень громко, что никакого крокодильего бога не существует.
— Никаких Собеков не бывает, — сказала я. — Это все равно что Санта-Клаус. Или бука.
Я замолчала, выжидая, не разразит ли меня кто на месте за богохульство, но ничего не случилось. Я перевела дыхание.
Надо было выбраться на сухое место или хотя бы на менее омерзительное, чтобы переждать ночь. Время было узнать нельзя, потому что у моих часов не было подсветки, но наступит же утро, в конце концов. Тогда мама меня выпустит, и уж я ни за что на свете больше не стану им доверять.
С этими мыслями я пошла дальше, загребая ногами и стараясь разглядеть, повышается или понижается уровень воды; по пути я ощупывала стену, чтобы не пропустить какую-нибудь впадину, отверстие или уступ. Все будет в порядке, если я найду, где пристроиться на ночь. Пускай я замерзну, исцарапаюсь и перепачкаюсь в грязи с ног до головы, но все будет в порядке.
И тут мне пришли на память слова мамы и Миранды, перед тем как они загнали меня в эту дыру. Весь этот бред насчет девственницы. Я вспомнила, что единственное, для чего нужны девственницы во всяких таких обрядах, — это для жертвоприношения.
Сердце заколотилось, словно я все еще бегу, и так сильно, что я машинально прижала руку к груди, как будто хотела не дать ему вырваться наружу.
Маменька-то может и вовсе не вернуться за мной. Наверное, она бросила меня здесь умирать.
Чем больше я размышляла над этим, тем больше приходила в ужас, потому что, даже если она вернется, она все равно не выпустит меня отсюда.
Я знала, что мама, при всех ее причудах, вполне способна рассуждать здраво. И по здравом рассуждении она сообразит, что, заперев малолетнюю дочь в канализационном люке на ночь, она обеспечила себе крупные неприятности и единственное, что может ее выручить, — это сделать так, чтобы я вообще не появилась и никому ничего не могла рассказать.
И я поняла, что завтра утром, если она вообще придет, она спросит, говорил ли со мной Собек. Лучше всего вообще не отвечать. Если я скажу, что видела Собека, она пошлет меня назад к нему с новым поручением. Если скажу, что не видела, она скажет, что придется мне еще посидеть в сточном колодце.
Никогда мне отсюда не выбраться.
Эта мысль прилипла ко мне, как зловонная жижа к моей одежде. Я пыталась избавиться от нее, убеждая себя, что есть и другие выходы, но, по мере того как я углублялась в мрачный туннель, веры в это оставалось все меньше. Ноги ломило от усталости, потому что приходилось преодолевать сопротивление воды. Каждый шаг давался мне уже с трудом. Кроссовки промокли и отяжелели от налипшей на них грязи, носки тоже пропитались мерзкой жижей.
Я прошла, казалось, уже несколько миль.
Наконец мои пальцы нащупали край большого отверстия примерно посредине стены. Внутри трубы, похоже, было сухо. Если мне удастся вскарабкаться туда, можно хотя бы передохнуть.
Трижды пыталась я подпрыгнуть и навалиться животом на край трубы, чтобы потом подтянуться туда. На второй попытке я упала, стукнувшись подбородком о металлический край, и плюхнулась задом в воду. Еще миг — и я не выдержу и заплачу.
С третьей попытки мне удалось приземлиться на живот уже внутри трубы. Эхо от удара о металл сопровождалось скребущим звуком когтей. Это крысы, сказала я самой себе. Я все равно устала так, что мне уже было все равно. Все равно, что промокла и покрылась вонючей грязью. Наконец-то можно было не двигаться. Прислонившись головой к изгибу трубы, я закрыла глаза.
