Ольга Малашкина - Три смерти и Даша (СИ)
Женщина взяла сумку и, не прощаясь, ушла, раздраженно хлопнув дверью.
Во дворе она встретила дядю Витю.
— Здравствуй, дочка.
— Какая я тебе дочка, старый хрен?!
— Нехорошо так разговаривать. А хлебушка у тебя не будет?
— Пошел к черту!
— А сигаретки?
— Я, что — неясно сказала?
— А спичек?
— Пшел вон!
— Ну, что, еще не уморила старика? — вдруг отошел от привычных тем дядя Витя.
— Отстань! Я оформила над ним опеку!
— Чтобы получить его квартиру, — развил мысль дядя Витя, — А давай лучше я над тобой опеку оформлю? — неожиданно предложил он, — А? Ведь тебе эта квартира не понадобится…
— Уйди с дороги!
Вне себя от злости женщина ушла к себе домой. Дядя Витя проводил ее полным злобы взглядом своих бесцветных глаз.
Паша лежал на диване, смотрел прямо перед собой и вспоминал последний разговор с Лейлой. Он еще пытался в чем‑то ее убедить: "Лейла, после того, что было." А она резко оборвала его: "Ничего не было. Отстань". Она еще много ему сказала, и он понял, что надеяться ему не на что.
На полу возле дивана валялось несколько пустых упаковок от таблеток, которые он только что съел.
Сейчас он уйдет туда, где его уже ждут. Ему было все равно. Было светло (три часа дня), но в углах комнаты постепенно стало темно. Там появились какие‑то неясные тени. Тени двигались, шептались мерзкими, хриплыми голосами и медленно ползли к нему. Потом от теней в углу отделился черный силуэт в свободном одеянии и стал приближаться к Паше плавной женской походкой. "Совсем, как Лейла", — подумал Паша. Женщина подошла к нему, присела рядом на диван и откинула капюшон с лица.
— Здравствуй, — сказала она.
— Здравствуй. А кто ты?
— Я — смерть.
— Почему‑то я такой тебя и представлял.
— Ты звал меня?
— Звал.
— Не люблю, когда меня зовут. Обычно, я прихожу неожиданно.
— Извини. Так получилось… А куда я сейчас отправлюсь? Я уйду к сатане?
— Очень ты ему нужен, придурок.
— Но, я так старался.
— Кому что. Большинство боится к нему попасть. А я даже не уверенна, есть ли он. Думаю, что — нет. А, вот, что ада нет — я знаю точно.
— А Бог есть?
— Не знаю, я никогда его не встречала. А, вообще — ты первый, кто меня об этом спрашивает. Обычно меня просто пугаются. А ты беседы ведешь. Ну, ладно, зачем ты звал меня? Нет, подожди, я сама угадаю. У тебя несчастная любовь?
— Да.
— И ты решил, что она стоит твоей непрожитой жизни?
— Да.
— И кто же она, можно узнать?
— Это Лейла.
— Лейла? Ах, да! Знаю ее дедушку и ее несколько раз видела. Очень умная девушка и очень красивая, почти не уступает мне. Ради нее нужно мир перевернуть, а не травиться.
— Она — красивая? — удивился Паша.
— А ты, что — не знал?
— Нет. У меня зрение — минус девять — я почти не различаю черты лица.
— Ничего себе!.. И ты хочешь сказать, что полюбил ее не за красоту?
— Нет. Просто, мне казалось, что только она сможет меня понять. А что?
— Ничего. Просто, очень редкий случай в моей практике. Понимания, конечно, ищут многие, но, чтобы — не зная о красоте. Да — а… Очень редкий случай. О такой любви многие мечтают.
Женщина взяла Пашу за руку.
— Слушай, а почему ты решил именно отравиться?
— Да, просто хотел заснуть, чтобы больше не просыпаться.
— Все, кто травится, так думают. Только они не знают, что в таких случаях умирают не от отравления, а оттого, что захлебываются собственной рвотой. Ну, что, пойдем? Разболталась я что‑то с тобой.
— Пойдем. Но, меня же не…
И тут Пашу начало рвать. Он наблюдал за этим как бы со стороны, а сам лежал на спине, раскинув руки, и ничего не мог сделать. А ему очень хотелось подняться и что‑нибудь сделать, ведь жить сейчас он хотел, как никогда. "Если я выживу." — подумал он и начал захлебываться.
Тут в комнату вошла Пашина мать — матушка Людмила. Сегодня она вернулась домой раньше, чем планировала. Увидев на полу пустые пачки, она сразу все поняла, испугалась, но не растерялась, а схватила сына за шиворот своими могучими руками (матушка была высокой и полной) и потащила в ванную. Она наклонила его над ванной и стала вызывать "скорую". Когда его увозили, он шептал: "Лейла…Лейла. Лейла!" — а мать сжала кулаки от злости. Потом он слезно умолял реаниматоров откачать его.
Когда "скорая" уехала, матушка постояла немного, собираясь с мыслями, потом захлопнула дверь в квартиру и решительным шагом направилась через двор — к Лейле.
Девушка оказалась дома и, когда открыла дверь, и матушка, уже набравшая в грудь воздуха, чтобы разразиться гневной речью, не смогла ничего сказать, залюбовавшись ею. Девушка была в коротком халатике, не скрывавшем фигуры. Она кротко улыбалась, а глаза ее светились участием. Впрочем, когда она увидела состояние матушки, это выражение лица быстро сменилось тревогой.
— Что‑то случилось, тетя Люда? — спросила она.
— Для тебя — матушка Людмила. Что ты сделала с моим сыном, ты — блудница, дочь блудницы?!
— Я? — опешила девушка.
— Он все время тебя звал, когда его увозили в больницу. Как будто ты не знаешь! Отравился он.
— Теперь — знаю.
Тут матушка, собравшаяся было сказать еще что‑то гневное, вдруг замолчала, смотря куда‑то позади Лейлы, словно бы там появилось что‑то очень страшное.
"Это кого ты назвала блудницей? — раздался дедушкин голос, — Ишь, ты, какое умное слово выучила! А у меня на семинарах двух слов связать не могла! Да, и кто бы говорил про блудницу‑то! Ты сама‑то как себя вела в молодости? А как тебя на факультете звали, помнишь? Да, ты и не обижалась, если мне не изменяет память. Ты по себе‑то людей не суди. Потому ты сейчас и такая праведная, что грешить надоело. Помнишь, что ты мне предложила за экзамен? Мне до сих пор вспоминать стыдно! И… уйди из моего дома, не приставай к моей внучке!"
Матушка и без того перенервничала, а тут ей стало совсем плохо. Все сказанное стариком было правдой. А она старалась пореже вспоминать свое прошлое. Забыв приличия, она крикнула: "Да, пошел ты, старый пень! В гробу я тебя видела!"
"Учил я тебя два семестра!" — отозвался дедушка.
Матушка быстрым шагом шла через двор. Сегодня у нее было слишком много впечатлений. Даже дядя Витя, собравшийся было что‑то у нее попросить, посмотрел на нее и решил, что не стоит.
Тем временем дедушка подошел к Лейле и обнял ее.
— Эх, внученька, вот так всегда: красивая — значит — шалава. А ведь тебе всего пятнадцать. Что же потом‑то будет? Э — хе — хе — е… Ты не слушай никого — это они от зависти. Палкой мне что ли отгонять твоих поклонников? А?
