Джон Толкин - Властелин Колец
— Оба сдвинутые, — сказал Тед. — Старик Бильбо, тот совсем, а теперь вот и Фродо, тоже сдвинулся. От него, что ль, ты слухов набираешься? Гляди, сам не свихнись. Ладно, ребята, кто куда, а я домой. Бывайте здоровы! — он выхлебнул кружку и шумно распрощался.
Сэм ещё посидел, но больше ни с кем не разговаривал. Ему было о чём поразмыслить. И работы в саду наутро непочатый край, лишь бы вёдро. Трава так и растёт. Работа, конечно, работой, но на уме у Сэма была не только она. Чуть погодя он вздохнул, поднялся и вышел.
Апрельское небо расчищалось после проливного дождя. Солнце село, и вечер, отступая, тихо тускнел. Ранние звёзды зажглись над головой Сэма, а он брёл вверх по склону, задумчиво и чуть слышно насвистывая.
Между тем объявился Гэндальф, всегда нежданный гость. После Угощения его не было года три. Потом он мимоходом наведался, внимательно поглядел на Фродо, сказал ему пару пустяков — и даже ночевать не остался. А то вдруг зачастил: являлся, как смеркнется, но к рассвету словно бы его и не было. Где и зачем пропадает, не объяснил: а интересовался только здоровьем Фродо да всякой чепухой.
И вдруг даже этим перестал интересоваться; девять с лишним лет Фродо его не видел и ничего о нём не слышал: должно быть, решил он, Гэндальфу просто больше дела нет до хоббитов, и маг уже не вернётся. Но этим вечером, когда Сэм шёл домой и меркли сумерки, раздался знакомый стук в окно кабинета.
Фродо от всей души обрадовался старинному приятелю. Они стояли и разглядывали друг друга.
— Ну, всё в порядке? — спросил Гэндальф. — А ты не изменился, Фродо.
— Да и ты, — сказал Фродо, а про себя подумал, что маг постарел и сгорбился. Хоббит пристал к нему с расспросами, и они засиделись далеко за полночь.
Позавтракали они поздно, и маг уселся с Фродо перед раскрытым окном. В камине полыхал огонь, хотя и солнце пригревало, и с юга тянул тёплый ветерок. Отовсюду веяло свежестью, весенняя зелень разливалась в полях и проклёвывалась на ветках.
Гэндальф припоминал, какая была весна почти восемьдесят лет назад, когда Бильбо умчался за приключениями без носового платка. С тех пор волосы Гэндальфа ещё побелели, борода и брови отросли, лицо новыми морщинами изрезали заботы, но глаза блестели по-прежнему, и дымные колечки он пускал с прежним искусством и удовольствием.
Сейчас маг молча курил, поскольку Фродо сидел, глубоко задумавшись. Даже в ярком утреннем свете он ощущал темную тень принесённых Гэндальфом вестей. Наконец хоббит прервал молчание.
— Ты, было, начал мне что-то говорить про моё кольцо, Гэндальф, — напомнил он. — Начал, да не кончил, отложил на утро. Может, сейчас продолжишь? Ты говоришь, кольцо опасное, гораздо опаснее, чем я полагаю. А чем?
— Много чем, — отвечал маг. — Оно гораздо могущественнее, чем я осмеливался сперва думать, настолько могущественно, что сломит любого смертного, которому попадёт в руки. Сломит и овладеет им.
В давние времена в Эрегионе было сделано довольно много эльфийских колец, как вы их называете — волшебных. Разной, конечно, силы: помощнее и послабее. Младшие кольца были, так сказать, только пробой сил, показателями возрастающего мастерства, безделками для кузнецов-эльфов… Однако, сдается мне, всё же не безопасны для смертных. А вот Великие Кольца, Кольца Власти, — они действительно опасны.
Надо тебе сказать, Фродо, что смертные, которым доверено владеть Великими Кольцами, не умирают, но и не живут по-настоящему: они просто тянут лямку жизни — без веселья, без радости, пока каждая минута не станет для них тягостной. И если смертный часто надевает такое Кольцо, чтоб стать невидимкой, то он тает или, как говорят Мудрые, развоплощается, превращается в невидимку навсегда и блуждает в сумерках, зримый только глазу Властелина Колец. Да, раньше или позже — позже, если он сильный и начинает с благих намерений, но ни силе, ни стремлению к добру не устоять, — ему суждено превратиться в прислужника тёмных сил, над которыми царит Чёрный Властелин.
— Ужас какой! — сказал Фродо.
И они надолго замолчали. Только садовые ножницы Сэма Скромби щёлкали за окном.
— И давно ты это знаешь? — спросил наконец Фродо. — А Бильбо знал?
— Бильбо знал ровно столько, сколько тебе сказал, — отвечал Гэндальф. — Иначе он не оставил бы тебе такое опасное наследство. Даже и на меня бы не понадеялся. Он думал, что кольцо очень красивое и всегда может пригодиться; а если с ним самим что-то не так, то кольцо тут не при чём. Он говорил, что кольцо у него из головы не идёт и всё время его тревожит; но дело-то, думал он, не в кольце. Хотя и понял: за ним надо приглядывать, оно бывает меньше и больше, тяжелее и легче, а может вдруг соскользнуть с пальца, хотя только что сидело очень плотно.
— Да, это он мне написал, — сказал Фродо. — И оно у меня всегда на цепочке.
— Весьма разумно, — заметил Гэндальф. — А свою долгую жизнь Бильбо с кольцом не связывал. Он думал, что у него просто судьба долгожителя, и очень этим гордился. А жил в тревоге и безотчётном страхе. "Я стал тонкий и какой-то прозрачный", — пожаловался он мне однажды. Ещё немного — и кольцо взяло бы своё.
— Да ты мне скажи, ты это давно знаешь? — снова спросил Фродо.
— Знаю? — переспросил Гэндальф. — Я, Фродо, знаю много такого, что ведомо лишь Мудрым. Но если ты спрашиваешь про это кольцо, то я, можно сказать, до сих пор ещё не знаю. Осталась последняя проба. Но догадка моя верна, тут я уверен…
А когда меня впервые осенило? — Гэндальф задумался. — Погоди-ка… да, в тот самый год, когда Совет Светлых Сил очистил Лихолесье — как раз перед Битвой Пяти Воинств. Правильно, когда Бильбо нашёл кольцо. Мне вдруг стало тревожно, но я не знал почему. Меня удивляло, как же это Горлум завладел одним из Великих Колец; а что одним из Великих, это было ясно. Да и Бильбо вдруг начал врать про "выигрыш"… Потом-то, когда я добился от него правды, я понял — тут, впрочем, и понимать было нечего, — что он просто хотел доказать своё неоспоримое право на Кольцо: Горлум, дескать, получил его в "подарочек на день рождения", а Бильбо выиграл "в честной игре". Ложь ко лжи, — да ещё такая похожая, — конечно, я забеспокоился. Видно, кольцо заставляет врать и подсказывает враньё. Тут я впервые понял, что дело совсем нешуточное, и сказал Бильбо, что подобными кольцами лучше не пользоваться, но он не послушался и даже рассердился на меня. Что было делать? Я не мог отобрать у него кольцо, не причинив большего вреда, да и по какому праву? Оставалось лишь следить и ждать. Пожалуй, надо было посоветоваться с Саруманом Белым, но что-то меня постоянно удерживало.
