Колдовской мир. Год Единорога - Нортон Андрэ

– Что происходит? – снова спросила я.

И в тот ж момент раздалось пение – оглушающее, заунывное, пронзительное пение. Конь Херрела заржал и вскинулся на дыбы, отбросив Херрела мощным ударом копыт.

Моя кобыла, точно обезумев, пустилась в бешеный галоп. Я схватилась за поводья и, призвав на помощь всю свою волю, мысленно приказала лошади остановиться. Тщетно. Тогда я вцепилась ей в гриву, прижалась к шее и тут же почувствовала жжение на груди, словно в кожу мне впился раскаленный уголек. Мой амулет! Я нащупала мешочек, дернула его несколько раз, пытаясь разорвать шнурок, и, когда мне это удалось, прижала амулет к потной лошадиной шее. Что побудило поступить меня так, а не иначе – объяснить этого я не могла. Как и все свои поступки, совершенные за последние несколько дней.

Дикое ржание, напоминавшее скорее полный ужаса женский крик, тут же прекратилось, кобыла замедлила шаг и, повинуясь наконец моей воле, развернулась и поскакала назад. Наших лошадей напугала не какая-то непостижимая шутка природы, а чье-то намеренное воздействие, это было ясно как день.

Я боялась, что заплутаю среди этих одинаковых скал, но все равно подгоняла кобылу вперед, прижимая к взмокшей от пота шкуре амулет. Я чувствовала, как животное сотрясает дрожь; сам воздух будто сгустился и стал омерзительно липким от страха.

Вдруг позади я услышала топот копыт, и пару мгновений спустя со мной поравнялся Халс. Плащ за его спиной хлопал на ветру, в глазах горел огонь – такой же, как и в глазах медведя на его шлеме. Он наклонился, намереваясь схватить мои поводья. Я попыталась отбросить его руку, при этом амулет, зажатый в моих пальцах, задел его обнаженное запястье.

Халс взревел от боли, как будто его стегнули по руке хлыстом. Его лошадь, громко заржав, отпрянула, и он отстал от меня. Я же, понукая кобылу, помчалась туда, где в последний раз видела Херрела.

Конь его, расставив ноги и опустив морду до самой земли, стоял на том же месте. Когда я приблизилась, он задрожал и дернулся в сторону, однако убегать не стал. А за ним, на выступе скалы, лежало существо, представшее передо мной сегодня ночью в лунном свете.

«Это человек, человек!» – кричал мой разум, сражаясь с нахлынувшим страхом, однако на сей раз рассеять иллюзию ему не удалось.

Громадная кошка меня даже не заметила. Взгляд горящих зеленых глаз был устремлен на склон, над головой плясали язычки бледно-зеленого пламени.

– Херрел!

Забыв о всякой осторожности и желая лишь одного – вновь видеть перед собой мужчину, а не зверя, я соскользнула с седла и бросилась к скале. Кошка, заслышав мой голос, спрыгнула со скалы, перемахнув через парализованного страхом коня.

Шерсть на ее спине встала дыбом, уши прижались к голове, хвост неистово молотил по земле. Не отрывая взгляда от дороги, она вдруг открыла пасть и завыла.

Конь Херрела пронзительно заржал, моя кобыла рванула с места в галоп. Вой перешел в рычание, и кошка, припав животом к земле, скользнула в просвет между скалами. Я же, чувствуя, как земля уходит из-под ног, вжалась в каменную стену и затихла.

Что-то больно обожгло ладонь, и только тогда я вспомнила, что до сих пор сжимаю амулет. Перехватив его за шнурок, я опустила руку и вдруг заметила, что из щели в скале торчит какой-то странный предмет – стержень длиною в половину моей руки. Он засветился, когда амулет оказался вблизи него. Я вдруг ощутила столь глубокое отвращение, что не раздумывая вырвала стержень из камня, швырнула на землю и несколько раз топнула по нему каблуком, пока он не разлетелся на мелкие щепки.

– Харру-у-у! – эхом разнеслось по долине.

Это кричал человек. Следом раздались еще крики вперемешку со звериным рычанием, и мимо меня с быстротой, поразительной для такого грузного животного, пронесся медведь. Над головой захлопала крыльями какая-то громадная птица, а перед глазами промчались два чудовищной величины волка – серый и черный – и еще одна горная кошка с черными пятнами на оранжево-красной шкуре. Всадники приняли вызов.

Я не видела битвы людей и чудовищ, но последние, кажется, одерживали верх, ибо воздух сотрясали нечеловеческие, леденящие кровь крики. Скрючившись у подножия скалы, прижав ладони к ушам, я вдруг принялась молиться. Я, которая считала службы в аббатстве пустой тратой времени, сейчас взахлеб бормотала молитвы, свято веря в то, что их сила защитит меня от творящегося вокруг кошмара.

Кто-то тронул меня за плечо, но я не открыла глаз. Что, если это не человеческая рука, а когтистая лапа? Как мне смотреть в глаза чудовищу?

– Гиллан!

Меня несколько раз тряхнули, однако не так, как лорд Имгри – с озлобленной силой, – а мягко, как человека, который никак не очнется от дурного сна.

Я подняла голову – и встретилась со взглядом зеленых глаз. Лицо было вновь человеческим, но серебряная кошка на шлеме служила слишком ярким напоминанием о том, что мне довелось увидеть. Я хотела высвободиться, отползти подальше, но мне не хватило на это сил.

– Она видела нас, она знает… – донеслось откуда-то издалека.

– Ей известно даже больше, чем вы думаете, братья. Взгляните, что́ у нее в руке!

Их ярость нарастала, подобно волнам прилива, сгущалась вокруг меня почти зримыми клубами красноватого тумана. Я чувствовала, что еще немного – и меня забьют камнями насмерть, и ничто мне уже не поможет.

– Это она завела нас в ловушку, никаких сомнений…

Херрел обхватил меня рукой и привлек к себе. Еще недавно я думала, что смогу принять его в любом обличье, но теперь он вызывал во мне ужас и отвращение, и лишь неимоверным усилием воли я удерживала себя от того, чтобы с громким криком не броситься от него прочь.

– Остановитесь! Это охранный амулет, он не причинит вам зла! Харл, Хисин, Хулор, дотроньтесь до него и сами в этом убедитесь. Ну же, Харл, произнеси над ним Семь слов.

И он произнес. Мои уши пронзили чужеродные, звенящие звуки, от которых голова взорвалась болью.

– Ну так что?

– Это чары, но действуют они лишь на силы Тьмы.

– А теперь взгляните на это!

Красноватый туман рассеялся, мои эмоции утихли, уступив место разуму. От земли в том месте, где я растоптала странный стержень, распространяя тошнотворную вонь, поднималась ниточка черного маслянистого дыма, как от огня, тлеющего под слоем гнили. Ниточка вилась и загибалась, рисуя очертания самого этого стержня.

– Это крикун, черная магия!

Снова раздались жуткие слова, на сей раз произносимые хором голосов. Дым заколыхался и, обратившись в облачко, растаял в воздухе.

– Теперь поняли? – спросил их Херрел. – Тот, у кого такой амулет, не может забавляться черной магией. Но есть и еще одно. Харл, подойди, взгляни на левую переднюю ногу Рошана.

Всадник с орлом на шлеме подошел к коню, опустился на колени и ощупал выступ над левым копытом. Когда он поднялся, в руке у него была зажата тонкая веревка.

– Путы!

– Вот именно. Что, скажешь, и это – деяние недруга или моей жены? – Херрел обвел всех взглядом, подолгу глядя на каждого. – Быть может, кто-то сотворил это заклинание забавы ради, вот только его шутка чуть не привела меня к гибели, как и всех, кто поспешил сюда. А может, кто-то и вправду желал избавиться от меня?

– Так чего медлить – вызови его на бой! – взорвался Халс.

– Вызову. Как только выясню, кто стоит за этими кознями. И вы мне все свидетели.

– С этим решено, – вмешался тот, чей шлем был украшен фигуркой кабана, – но с ней что будем делать? Кто она и почему смыслит в столь странном колдовстве?

– Гиллан обучалась у одной из мудрых женщин Высшего Холлака, а их мастерство известно нам не понаслышке. В каждом народе найдутся те, кто владеет магическим искусством.

– Но этой среди нас не место!

– Ты говоришь за всех, Хулор? Гиллан… – тихо проговорил Херрел, будто обращался к перепуганному ребенку. – Расскажи, что ты знаешь об этой черной стреле?

И, словно ребенок, я рассказала все без утайки:

– Я стояла у скалы и вдруг почувствовала, как амулет жжет мне ладонь. Я опустила глаза и увидела в трещине какую-то палку. Я вырвала ее оттуда и растоптала.