Штильскин (ЛП) - Бакли Эндрю
Солнце совершало сей сложный манёвр каждый день, и занималось этим с самого начала времён. В Тосторонье солнце садилось и вставало по продолжительной дуге, которая практически не менялась. В Этосторонье солнце обладало развитым воображением, и имело склонность, порой, не только вставать и заходить, но вставать и заходить настолько стильно и щёгольски, отчего покраснел бы любой французский фигурист. В этот конкретный день, прежде чем исчезнуть за горизонтом, солнце запланировало завершить сложный тройной аксель с разворотом.
Румпельштильскин остановился на опушке Леса Миллера, которая выходила на крутой скалистый холм, у подножия которого, метрах в ста внизу, раскинулось небольшое поселение. Поселение это состояло из четырёх домов с соломенными крышами, стоявшими вокруг трёхметровой деревянной статуи. Статуя изображала женщину с длинными распущенными волосами, сделанными из плетёной соломы. Волосы статуи тянулись до земли и расползались во всех направлениях.
В отдаленных закоулках разума дворфа раздался пронзительный вопль — воспоминания о днях, проведённых в Башне, и одном конкретном заключённом. Ведьма, Рапунцель, была заточена в Башне несколько тысяч лет. Даже в заключении до него доходили слухи о появлении последователей, которые верили, что Рапунцель была ошибочно заключённой в тюрьму богиней. Они поклонялись ей, верили, что её волосы волшебным образом отросли на такую длину, чтобы она смогла выйти на волю, и несколько сотен раз обращались в суды Оза с петициями об её освобождении. После того как апелляция за номер шестьсот тридцать два была отклонена, настало время, когда её последователи самораспустились, чтобы создавать поселения и увеличивать свою численность до того момента, когда их станет достаточно много, чтобы взять Башню штурмом и освободить своё божество. Единственной реакцией на это стало то, что нормальные люди считали её последователей сумасшедшими, а саму концепцию поклонения ведьме, которая убила сотни человек, сочли слегка сомнительной. В результате, их численность росла медленно.
Из всех четырёх каменных труб поселения тянулся дым, и можно было предположить, что все жители сидели по домам. Румпельштильскин хотел избежать конфликта, но он также не желал продолжать путешествие без оружия. Решение этого вопроса лежало прямо перед ним, у подножия скалистого холма. Когда солнце завершило тройной аксель, его лучи отразились от металлического топора, воткнутого в пень, который использовался для колки дров.
«Идеально!». Дворф начал искать способ безопасно спуститься с холма. Последнее, чего он хотел, так это получить ещё больше синяков и кровоточащих ран до окончания дня.
Не успел он додумать эту мысль, как из Леса Миллера что-то вылетело и со скоростью пули ударило дворфа в спину. Коротышку не просто столкнули с края, он скорее, подлетел в воздух, причём без единого намёка на грацию. Острые камни крутого холма полностью удовлетворили свою потребность причинять неудобство, когда по ним покатился удивлённый и разозлённый дворф.
Румпельштильскин неудобно упал в какую-то кучу у подножия холма, его одежда была изорвана, из множества ран сочилась кровь, и пускай он и не был доктором, но он был уверен, что сломал несколько рёбер. Он перевернулся на спину и принялся осматривать небо на предмет того, что же его ударило. Темнеющее небо не показывало ничего необычного. В данный момент это было совершенно нормально, поскольку он был доволен тем, что лежал неподвижно и истекал кровью. Он ощутил, как холод проникает в его кости и в его разум проник страх потери сознания.
Над ним появилась тень. «Бармаглот явился собрать жатву».
— Ты кто? — спросил из тени детский голос.
Румпельштильскин моргнул и прищурился. Над ним стояла девочка лет шести. Одна из дочерей поселенцев, решил он. У неё были длинные светлые волосы, что среди поклонников ведьмы являлось традицией. На него таращилось круглое личико с розовыми щёчками и невинностью, которую все так любят, когда видят детей. Где-то на задворках разума дворфа забрезжил лучик надежды и он слегка захныкал ради пущего эффекта.
— Привет, девочка, — выдавил из себя он.
— Вы как, миста?
— Я - кхе-кхе — отдыхал на вершине холма и наслаждался закатом, когда потерял равновесие и оказался здесь, — простонал дворф.
— Хошь я папку позову?
— Нет, нет, я хочу, чтобы ты мне помогла.
По небу пролетел небольшой огненный шар. До него внезапно дошёл источник его нынешнего положения. Фея! Причём, злая!
— Что делать? — пропищала девочка.
— Видишь ли, детонька, я, кажется, не могу двигаться, и я очень переживаю за щенка.
Лицо девочки просветлело.
— У тебя есть щенок? — восхищенно спросила она, совершенно не обращая внимания на растущую лужу крови под карликом, лежащим перед ней.
— Есть. — Румпельштильскин ощутил во рту кровь, а перед глазами всё поплыло. По небу снова пролетел огненный шар, на этот раз ближе. Чертово насекомое хотело убедиться, что всё сделало, как надо. Времени не осталось.
— Его зовут Фуфу и он мой лучший друг.
Девочка скорчила гримасу отвращения.
— Щенок-мальчик? Мне не нравятся щенки-мальчики.
— Я сказал «он»? В смысле, она. Маленькая девочка-щенок.
Лицо ребёнка снова просветлело.
— Уверен, она тебя полюбит. Но, боюсь, я тут истекаю кровью и не смогу больше заботиться о малышке Фуфу. Не смогу больше её кормить. Ей, наверное, так страшно.
На лице девочки отразилась паника, она нервно хлопнула в ладоши.
— Я могу позаботиться о ней вместо тебя?
— Ну, да, это возможно. Но… ай… мне всё ещё потребуется принести её тебе, а я не в том состоянии.
— Ты можешь сказать, где живёшь?
— Это место трудно найти! — резко бросил дворф.
Девочка выглядела совершенно растерянной.
— В смысле, я мог бы отвести тебя туда, если бы мне было чуточку получше. Не желаешь ли ты, чтобы я вылечился и отвёл тебя к малышке Фуфу?
Девочка с энтузиазмом кивнула. Румпельштильскин закатил бы глаза, если бы не был уверен, что потеряет от этого сознание.
— Нужно, чтобы ты сказала это вслух.
— Что сказать, миста?
— Что ты желаешь, чтобы я поправился, — предложил дворф.
Девочка склонила голову набок.
— Зачем?
Румпельштильскин попытался пошевелиться и вскрикнул от боли.
— Оооо, бедненькая Фуфу, — выкрикнул он.
Девочка охнула.
— Я желаю, чтобы ты поправился, больше не истекал кровью и не издавал этот булькающий звук.
Рот злобного коротышки искривился в улыбке.
— Исполнено!
Кости с хрустом встали на место, кровь, пропитавшая землю, втекла обратно в тело, заполняя вены и заставляя вновь биться злобное сердце. Кожа заросла, а синяки рассосались. Исчезли даже раны, нанесённые Кроликом.
Дворф вскочил на ноги и выдернул топор из пня.
— Ага! — победоносно воскликнул он. При всей ограниченности своих волшебных сил, порой, у него случались и триумфальные моменты.
Он повернулся к девочке, та отступала, её нижняя губа подрагивала. Отрубить ли ей голову или просто вырубить? Сама по себе девочка угрозы не представляла, но она могла предупредить о его присутствии остальных. Он повернул топор в ладонях, чтобы бить тупым концом и ударил им по крошечной перепуганной головке.
Перед девочкой полным ходом пролетела возникшая из ниоткуда, всё ещё полыхающая фея. Крошечное тело Весзико ударилось о гигантскую деревянную статую, стоявшую посреди поселения и скрылось из виду среди соломенных волос фальшивого божества. Сухая солома мгновенно загорелась и начала полыхать, поначалу медленно, затем за несколько мгновений пламя охватило всю конструкцию и перекинулось на дома.
Румпельштильскин развернулся, оббежал поселение, выбежал на Восточную Дорогу, и продолжал бежать, пока через две мили лёгкие дворфа не сдались и он не остановился до окончания ночи.
Страх, ставший причиной такой скорости, был вызван возможностью обнаружения со стороны последователей ведьмы, что, как оказалось, было совершено невозможно, поскольку все они были слишком заняты, предотвращая сожжение своих жилищ. Позднее ночью жители не поверили рассказу девочки об умирающем дворфе, у которого был щенок по имени Фуфу, который затем поправился, а затем в статую ударилась фея, что привело к полному разрушению поселения. Были произнесены фразы, вроде «слишком надуманно» и «хватит глупостей», а девочку за выдумки наказали. Позднее было решено, что пожар и уничтожение домов — это сигнал от Рапунцель о том, что приближается время освободить её из тюрьмы, и всем её поклонникам следует готовиться. Разумеется, они были неправы, но в случае с религией, правда и вымысел, зачастую создают очень милую пару.
