Убийца избранных: Конрад (СИ) - Белоусов Николай

Они миновали комнату, откуда доносились приглушенные голоса, спустились по небольшому коридору под землю в комнату четыре на четыре метра, сплошь украшенную коврами. Они были на полу, на стенах, с потолка свисала бордовая ткань так, что стоящий человек почти ничего не увидит.

Женщина зажгла масляные лампы.

— Считайте, что это мой будуар.

— Для лечения нужна комната… хмм… с меньшим количеством тканей. Одного стола достаточно.

Женщина помахала рукой и упала в подушки.

— Нет, нет. Мне в жизни лечение понадобилось дважды — раз при рождении, второй раз… — она провела пальцем вдоль всего шрама. — в остальном меня оберегают мужья или здравомыслие незнакомцев. — Она скрестила ноги и раскинула руки. — Итак, вы лекарь.

— Отчасти.

Она продолжила.

— Который ходит с ножом, побирается, и ищет любую черновую работу, особенно во дворце.

— Там лучше кормят и больше платят.

Женщина коснулась подушки и оставила на бархате тонкий темный след, затем провела пальцем обратно, и след пропал.

— Знаете, чужаки у нас редкость. Обычно это купцы и они всегда на виду. Встречались уже с ними? Со всеми хотят завести знакомство, дружбу, чтобы вовремя предать.

— Похоже на меня.

Она вскинула брови и улыбнулась.

— Надо же, а я говорила о себе. И в продолжении о светлокожем, который спрашивает о работе: стало казаться, что вами заполнена вся наша столица. Один заикается, другой пару слов связать не может, у третьего такой акцент, что осла легче понять, а четвертый говорит такими оборотами, будто моего прапрадеда нянчил. И все как один с растерянным взглядом, ножом, да с веревочкой.

— У нашего народа есть традиция… — начал Конрад.

Но женщина выставила ладонь и тут же сжала в кулак.

— Ваш народ должно быть безмерно богат или он собирает монеты по сотням земель и хранит их. А может, при рождении вам выдают связки монет ваших предков и вы, как наследники, продолжаете их путь, пока последний из вас не погибнет? В чем смысл собирания монет твоим народом?

— Это напоминание о цене жизни. Каждая монетка — это жизнь.

— Немало их скопилось на твоем поясе. И что же случится, если ты потеряешь? Тебя не примут домой, станешь изгоем или тебя казнят как предателя?

Конрад пожал плечами.

— Ничего. Мне просто станет всё равно.

Женщина криво улыбнулась.

— Надо же. Какая трагедия. Представить не могу, как бы я жила, если бы мне в какой-то момент стало всё равно.

У Конрада появилось ощущение, что она говорила это не ему, а размышляла над собственной проблемой.

— Мне здесь неуютно. — перевел тему он. — я будто в коконе паучихи.

— Будто? — хозяйка дома подняла брови. — здесь есть шелк и красивое плетение. У меня довольно цепкие лапки, а мои мужья усиливают их своими мышцами. А еще паутина почти не заметна, пока в неё не попадешь, верно?

— Да. Наверное. Вам хочется, чтобы вас считали паучихой?

Она отмахнулась.

— Достаточно, что меня считают женщиной. А кем считают тебя? Лекарем, нищим, обманщиком?

— Я не знаю, госпожа. Я всего лишь стараюсь жить и не доставлять никому проблем. Искал работу, а ваш муж меня закинул внутрь. Это смутило меня.

— Поэтому ты взялся за нож, готовый меня убить. Беззащитную, слабую, у меня же дома.

Конрад глубоко вздохнул.

— Всё обошлось без этого. Я рад.

Она приподнялась на подушках и коротко выдохнула.

— А уж как я рада. Лишняя полоска на лице или шее мне уже не пойдет — достаточно тех украшений, что на мне.

Женщина указала на подушки возле дальнего от входа угла. Откуда Конрад мог видеть входящих и, в случае чего, снова воспользоваться небольшим расстоянием до хозяйки дома. Он сел.

Материя обнимала его, нежно топила, будто он лег в озеро сосновой смолы — отличная ловушка для глупых насекомых, совсем как паутина.

И когда он это понял, то выпрямился, а женщина вытянула ноги, обнажая упругие мышцы бедра, что появились из-под глубокого выреза. Конрад задержал взгляд лишь на мгновение, но тут же услышал смех.

— Ой, а я думала, вы предпочитаете женщин постарше. Гораздо постарше.

— Вы о чем?

Она посмотрела на него и наклонила голову так, что волосы и скрыли её шрам, от чего она стала безумно красивой. Настолько, что Конраду стала ясна причина ревности её мужей.

— Ох, право. Лжец должен понимать намеки. Все эти изменения голоса, разные профессии. Конрад, во дворце нет ни единой повитухи младше той, что уже и забыла каково это, когда у тебя ласкают грудь. Тем более, я сначала подумала, что хороший лекарь может быть полезен в доме. Дай ему достойную плату, возможность расти, и вот он готов экспериментировать, становиться лучшим из лучших, а там уже к тебе обращаются все, кто когда-то забросил свое здоровье. Небольшая плата за власть и почет.

— Плох тот лекарь, что не может позаботиться о себе.

Женщина развернулась к нему и оперлась локтями на небольшую плотную подушку.

— Как и правитель, который умудряется искать себе врагов и унижать друзей. Каган великодушен и любит посмеяться, но все лучшие его люди — наследие, которое он разбазаривает, не хуже игрока в кости. Да, я бы не доверила тебе оперировать кого-то, но для других вещей у тебя была бы уйма помощников, которые бы позаботились, чтобы твои припадки не доставили никому проблем. Я это продумала еще в тот, момент, когда ты загнулся и пускал слюни на ковер.

Конрад кивнул.

— Надеюсь, подобного не произойдет здесь.

— Согласна. Тогда бы я вряд ли устояла перед тем же искушением, что терзает моего младшего мужа — убить тебя.

— В этом городе я почти никому не опасен.

— Поэтому у одного моего человека теперь будет шрам еще уродливей, чем у меня, у другого рука пригодна только для самоудовлетворения, но третий похромает и снова будет готов служить. Хоть за этого спасибо. А я ведь хотела просто пошутить над тобой, привести к себе, поблагодарить и спросить: когда ты успел завести шашни с одной из самых древних старух, каких я видела в жизни. Но всё обернулось несколько неожиданно.

Конрад слушал и ощущал себя всё более и более беззащитным. Не потому, что он согласился уйти вглубь дома, где много незнакомцев. Не из-за Йорама, который может его сломать пополам. А потому что он оказался бездарностью в вещах, которые коснулись людей с властью. Он, сам того не желая, избежал встречи с этой женщиной, а спустя время сам к ней же и явился. И если бы она очень захотела, то натравила бы не тех трёх неудачников, а кого посильнее.

«Это удача или нет?» — задумался он.

— И вот я здесь. Как вы и хотели. Это тоже выглядит как шутка. Наверное.

— Более чем, Конрад, более чем. Но зачем вам так надо во дворец? Вы грабитель?

— Нет.

— Шпион?

— Тоже.

— Наёмный убийца.

Конрад посмотрел ей в глаза.

— Лишь отчасти.

— О, я угадала. Но кого же вы хотите убить? Самого Кагана, его жену, первого визиря, соперника, что отбил у вас женщину? Хотя он скорее всего помер лет сорок назад. Да, да, да, я снова о повитухе. Простите, мне так нравится эта глупость. А может быть кого-то из советников? Такого, кто нашептывает Кагану его лучшие идеи. Это обратит страну в хаос и её станет легче захватить. Сам он разозлится, и будет делать ошибку за ошибкой. Пока придворным не покажется, что его шея слишком тонкая для головы, которая приносит столько проблем.

Конрад внимательно слушал её, привыкая к тому, что она прыгает с одной темы на другую, будто пытается запутать, ввести собеседника в непонимание нити разговора.

— И чем же он заслужил вашу вражду? — спросил Конрад.

Она хлопнула ладонью по подушкам и деланно нахмурилась.

— Как же с тобой скучно. Ты мог подыграть. Ох, мой неудавшийся лекарь, — Она подмигнула ему, — мне придется стараться за двоих. — Женщина откинулась, посмотрела в потолок и улыбнулась одними губами. — чтож, это не впервой. Какую бы историю рассказать, про отца убитого мерзким Каганом или про Кагана-насильника, что сорвал цветок юной девы, а за это наградил шрамом, как отметкой, что она принадлежала ему? Или сорвавшуюся с монаршьего поводка собаку, что загрызла брата бедной девушки? Нет, нет, нет. Слишком трагично и выставляет девушку жертвой тирана. Мне не нравится это, Конрад. Нет. Я всегда любила глупости. Поэтому представим, что один молодой идиот красовался тем, что подбрасывал саблю, а та упала, ударилась о камень, отскочила и раскроила одной девочке лицо. А затем идиот не нашел ничего лучше, чем сказать: «Зато теперь твоя улыбка будет самой широкой во всей стране.»