Юлия Латaынина - Сто полей
– Значит, ты не тот, кто мне нужен.
«Он не выстрелит. Не посмеет».
Дым от благовоний, наполнявших комнату, вспыхнул в лазерном луче. Первый выстрел вошел в ковер чуть повыше макушки Бредшо; второй пришелся в развилку между ног, третий раз луч вспыхнул у самого лица, и Бредшо заорал от боли; он скорчился, обхватив скованными руками голову, и на мгновение потерял сознание. Когда он открыл глаза, он увидел на белом мехе горностая свое собственное окровавленное ухо.
– Почему – этот луч – не рассеивается? – повторил араван, приставляя ствол к виску землянина.
Бредшо всхипнул. Воняло паленым волосом, в паху было мокро, и вовсе не от крови.
– Я вытащу из вас каждую техническую подробность, – сказал Баршарг, – изо всех семерых. По отдельности. Берегись, если чего-нибудь не совпадет. Ты горько пожалеешь о том, что недоучил в школе физику. Так почему этот луч не рассеивается?
Бредшо закрыл глаза и постарался как можно точнее вспомнить все, что он вытряхнул из головы десять лет назад после последних экзаменов.
– Потому что в обычном источнике света мельчайшие частицы, которые мы называем электроны, скачут с возбужденного уровня на основной когда угодно. А здесь они делают это одновременно.
* * *Когда стало ясно, что чужеземец сломан, и слова бьют из него фонтаном, араван приказал вымыть его и перевязать рану. Принесли овощи и запеченную курицу, и араван сам поднес ко рту полуживого чужеземца бульон с растворенным в нем снадобьем:
– Пей.
Бредшо выпил бульон и съел курицу, и допрос продолжился.
К изумлению Бредшо, араван Баршарг оказался понятливым слушателем. Его познания в математике и химии были бессистемны, но глубоки, его мистическая любовь к числам и способность производить в уме сложные расчеты, – способность увлеченного алхимика, чернокнижника и астролога, – сильно бы впечатлила землянина, если бы он не был так напуган. Бредшо еще не приходилось сдавать экзамена по ядерной физике, в котором вместо оценки «неуд» тебе стреляют в голову.
Где-то в середине беседы Баршарг подошел к Бредшо и ослабил наручники, чтоб тот смог рисовать, – этот человек был не так опасен, как представлялось Баршаргу.
За окном понемногу светало. «Вскоре, – думал Баршарг, – у меня будет управа и на храм… Да! – долго мы, однако, еще не полетим к звездам.»
Бредшо, запрокинув горло, жадно пил воду прямо из горлышка кувшина, капая на чертежи. Баршарг отодвинул чертежи и грустно заметил:
– Если бы боги позволили мне родиться в вашем мире, я бы не мог позволить себе быть столь нелюбопытным к мирозданию. Впрочем, ты, может быть, притворяешься, – или лжешь.
– Я не лгу.
– Лжешь… И второго уха не жалеешь… Знал бы о моей репутации, думал бы о втором ухе.
– Я знаю о вашей репутации, – сказал Бредшо. – Я знаю, что после смерти Харсомы вы роздали государственные земли и не позволили тронуть частных собственников, и я знаю, что вы согласились разделить власть с представителями других сословий.
Баршарг улыбнулся, как змея улыбается кролику.
– Уважаемый чужестранец, – сказал он, – я пригласил тебя сюда не в качестве советника по будущей политике Варнарайна.
– И все-таки вам придется выслушать именно политические советы. Рано или поздно за нами прилетят, и вам, может быть, небезынтересно, как вам надо вести себя в Варнарайне, чтобы получить поддержку свободных и демократических государств.
– Свободных государств? – повторил Баршарг с непередаваемой издевкой. – Что ты имеешь в виду?
– Вы никогда не задумывались, араван, что, если бы вы были свободным государством, вы бы узнали о квантовой механике не от меня, а от учителя в школе?
Брови беловолосого полководца изумленно выгнулись.
– Я плохо знаю историю вашей техники, – сказал Бредшо, – но кое-что я знаю, потому что мне то и дело хвастались вашими достижениями. Пятьсот лет назад ученые преподнесли государю Анаю замечательную игрушку, которая вертелась силою пара. Если бы эти ученые думали не о том, как услужить государю, а о том, как увеличить производительность промышленности, они бы сделали вместо красивой игрушки двигатель, работающий от силы пара. Но вам не нужно было двигателя, потому что, насколько я понимаю, общее количество и списки вещей, производимых в цехах, строго регламентированы, и превысить производительность означает впасть в непозволительную роскошь и насмеяться над властью регламентирующего чиновника.
Баршарг сидел неподвижно, как кошка перед прыжком.
– Триста лет назад, – продолжал Бредшо, – ученые из императорской академии получили от Золотого Государя приказ построить необыкновенный корабль, и построили корабль с сорока рядами весел вместо обычных пяти, с бассейном, библиотекой и садом. Если бы ученые получили этот заказ не от государя, у которого несчетное количество гребцов, а от купцов, они бы построили не корабль с сорока рядами весел, а корабль, движимый тем же самым двигателем, работающим от пара. Я понятно выражаюсь?
– Вполне, – проговорил чиновник империи. – Ты хочешь сказать, что запрет на частную собственность уничтожил и науку.
Бредшо кивнул.
– Рано или поздно – нас найдут. И встанет вопрос, что делать с планетой? Наш мир устроен не так, как ваш. В нем множество свободных государств. Международное законодательство запрещает вмешиваться во внутренние дела другого государства, независимо от того, нравится вам его строй или нет. Но Совет Безопасности вправе запретить торговлю со страной, нарушающей права человека. Это значит, что наши правительства не будут поддерживать империю, а будут поддерживать Варнарайн, как национальное государство, основанное на частной собственности и представительном образе правления. И поддерживать ровно настолько, насколько Варнарайн и в самом деле будет уважать частную собственность и права человека.
– Я даже не уши свои имею в виду, – поморщившись, продолжал Бредшо. – Я Хайшу Малого Кувшина, например, имею в виду, который, конечно, контрабандист и даже сволочь большая, однако не шпион. И вообще – варить людей – знаете ли, не всякое принуждение есть закон.
Баршарг усмехнулся. Чужеземец все-таки не выучился говорить по-вейски. Законодательство – не может быть международным. Государство – не может быть национальным. Варнарайн не может быть – государством. Есть право государства, нет прав человека: есть лишь долг подданных и обязанности чиновников.
Что касается свободы… Слово «свобода» вообще-то имеет два различных значения. В отрицательном своем значении оно употребляется любым бунтовщиком, как лозунг против любой власти, которую тот намеревается свергнуть. Положительное значение этого слова состоит в том, что свободный человек – не раб, не вольноотпущенник, не серв, не наемный работник, и он не зависит никоим образом от частного лица, а зависит непосредственно от государства.
