Сурен Цормудян - Когда завидуют мертвым
– Опять?! – возмутился Шнифер.
– Не опять, а снова. Топайте, давайте шибче.
– Нам что, делать больше нечего?! – воскликнул Гнус, обернувшись, – Мы же только от него!
– Значит надо, – нахмурилась рыжая, – И ребятки, давайте без вони. Вы тут на птичьих правах. Так что или топайте, или клеймо на лоб схлопочите за неподчинение.
– Чертовы рейдеры, нахрен мы вообще про это кому-то рассказали, – пробормотал Гнус вставая. Они ушли с недовольным видом. Их столик заняли воинственные женщины.
– Ну, здрасьте вам, амазоночки знойные, – широко улыбнулся Кабан, – Чего нового, девчонки, расскажите?
– Да ничего, заяц, нового. По дрова пока ходили. Покормишь изголодавшихся стервочек? – улыбнулась в ответ светловолосая, с тугой косой собранной на затылке. – Ветер, привет красавчик!
Ветер слегка улыбнулся и кивнул, приподняв свою кружку с чаем.
– Амазонкам, как всегда, – подмигнул бармен, – за счет заведения…
– Насколько скудоумна человеческая фантазия. И тут амазонки, – пробормотал Людоед.
– А кто тут у нас? – рыжеволосая демонстративно откинулась на спинку своего стула и, причмокнув, взглянула на Варяга. – Какие-то новые интересные личности. Эй, богатырь, как звать тебя?
Яхонтов обернулся.
– Варяг.
– Ух ты! – рыжая облокотилась подбородком на ладонь, и стала медленно теребить пальцами спадающий до шеи локон. – А я ведь что-то такое предполагала. К такому парню другое имя и не пристанет. Разве что Геркулес, – она подмигнула.
– Лизка, стерва, – хихикнула светловолосая, – Опять своей киске компанию нашла.
Остальные амазонки озорно засмеялись.
Сквернослов тихо присвистнул и подмигнул Николаю.
Васнецов никак на это не отреагировал. Ему эта компания совсем не нравилась. Он сидел и хмурился. Причем хмурился так, как даже Людоед, наверное, не хмурился никогда. Николаю все это показалось настолько противным, что даже запах пареной картошки вызвал тошноту теперь.
– Ну а тебя, огненная нимфа, как звать? – спросил, улыбаясь, Варяг.
– Лиза, – томно проговорила рыжая, – но вообще меня называют Лиса.
– Такая же хитрая? – подмигнул Яхонтов.
– А-ха, – медленно и интригующе кивнула она, – и проворная кстати.
– А как звать черноусого мачо? – подала голос брюнетка с короткой стрижкой ровных волос аккуратно обрамляющих круглое большеглазое лицо.
– Лю… – начал говорить Сквернослов, который видимо, хотел обратить на себя внимание.
– Сердцеед, – громко представился Крест, наступив под столом на ногу Вячеслава и заставив его тем самым заткнуться.
– Сердцеед, – Брюнетка словно смаковала это слово. – А тебе идет, зайка.
Людоед чуть скривился, но быстро вернул своему лицу дружелюбное выражение. Да, он же не любил когда его называют зайка.
Сквернослов громко и наигранно кашлянул. Теперь, наконец, обратили внимание и на него.
– А ты, блондинчик, как прикажешь тебя величать? – Светловолосая, с закрученной косой обратилась к нему.
– Славик! Славный значит! – гордо произнес он, широко улыбаясь.
– Ну, это мы посмотрим, какой ты славный, – подмигнула ему светловолосая и, женщины снова засмеялись.
– Ну что, девушки, может, сдвинем столы? – продолжал улыбаться Варяг.
– Начнем со столов, – подмигнула ему рыжая.
– Сначала сдвинем столы. А потом полы, – хихикнула светловолосая и, ее подруги снова разразились веселым, даже сверх меры, смехом.
– Твою мать, попали кролики в силки, – совсем тихо проговорил Николай. Его никто не услышал, ибо говорил он это самому себе. Он резко поднялся и направился к выходу.
– Эй, малыш, а ты куда? – воскликнула четвертая. Кудрявая шатенка с татуировкой на шее в виде разбитого сердца.
– Да иди ты ко всем чертям, – зло проговорил Васнецов, но так чтобы ни она, ни ее подруги не услышали сказанное.
– Эй, блаженный, ты куда? – нахмурился Людоед и вытянул в его сторону руку.
– В сортир, – резко ответил Николай, продолжая движение.
– Туалет слева от входа, – сказал ему вдогонку бармен.
– Знаю. Видел.
– А почему блаженный? – спросила одна из женщин.
– Он у нас святой, – послышался ответ Людоеда.
– Жаль, – продолжал женский голос, – С нами грешницами ему…
Дальше что она сказала, Васнецов не услышал, так как выскочил из бара. Постояв секунду, и сжимая кулаки, он решительным шагом направился без всякой цели к перекрестку.
– Идите вы все нахрен, – зло, с ожесточением в голосе шептал он самому себе, – Пропадите вы пропадом. Ненавижу вас всех. И ты Людоед, козел вонючий, с этим прозвищем… Блаженный… Хрен с тобой. Я блаженный. А ты… Ты говенный. Варяг, ты просто паскудник и вообще тупой амбал. А ты Славик просто… просто баран. Баран он и есть баран. Ишь, ты мясо бабское увидели… Вы еще, придурки, языки высуньте и лезгинку вокруг этих шлюх спляшите, бараны… Те шлюхи им не понравились, а от этих ум за разум зашел. Вот же уроды… Интересно, чем это те шлюхи хуже этих, а эти лучше тех? Те хоть честные. Сразу сказали, что им надо и цену назовут. А эти сидят и цену себе набивают. А назови их шлюхами, так за ножики свои схватятся сразу. И Варяг оплеуху отвесит, и Крест что-нибудь эдакое выкинет, и Славик… Все-таки ты Славик просто баран… Как же я вас ненавижу… Да идите вы со своими бабами к чертям свинячьим… И вы и ваши лисички, амазонки, грешницы, красотки, стервочки, чтоб вас всех… фурсетки недожаренные… Быдло вонючее…
Он остановился на перекрестке и облокотился на столб с указателями. Закрыв глаза и растирая лицо ладонями, он вдруг испугался своего состояния. Вместо сновавших по первому ярусу Вавилона людей, он видел лишь размытые тени и вместо звуков их шагов, и шума суеты, он слышал лишь свое, пропитанное бесконечной ненавистью и злобой, бормотание, пробивающееся сквозь далекий скрип несуществующих качелей. Он сам вводил себя в какой-то невероятный транс, дикой, первобытной ярости. Попадись ему сейчас тот плюшевый медведь, он изодрал бы его в клочья. Встреться ему Рана, он изрешетил бы ее пулями с головы до пят. Попадись та молоденькая людоедка, он с остервенением и ощущением экстаза стал бы бить ее кулаками и ногами, превращая в кровавое месиво. А попадись ему пресловутая красная кнопка!!! Он вдруг четко осознал пробившимся сквозь эту бурю абсолютной ненависти и тяги к разрушению разумом, что он превратился во что-то страшное. В нечто подобное тому, кто крадет по ночам людей и тащит их в метро, чтобы заживо сожрать. Кто кидается на пси-волков не зная страха а лишь желание уничтожить живое… Наверное именно так себя ощущали те самые морлоки, каждый день, каждый час и даже каждая секунда жизни которых была пропитана лишь всепоглощающей ненавистью и злобой. Именно так себя ощущали существа, в которых превратились люди. Просто когда-то люди не смогли вовремя остановиться, введя себя в такой транс и, нажали эту чертову кнопку…
