akchisko_san1 - Рики Макарони и Старая Гвардия
Ральф же невыносимо страдал от того, что ему не на что пригласить Тиффани в Хогсмид. Предложения друзей взять деньги взаймы неизменно встречали отказ. Даже Селена, обеспокоенная состояние гриффиндорца, предлагала разбить свою копилку. Его же это совсем не радовало.
— Подумаешь, отдашь потом. Не вечно же твой предок будет гневаться, — увещевал Артур.
— Нет! Я отказываюсь зависеть от его капризов. Мне нужно самому что‑то придумать, — заявил Ральф.
К счастью, Тиффани его совершенно не упрекала. Рики сомневался в том, что Ли Джордан и Маркус Флинт способны договориться между собой, несмотря на то, что методы они применили одинаковые. Мистер Флинт, до сих пор ни в чем не отказывающий своей дочери, был тверд и последователен: пока она не перестанет водиться с «неподходящими личностями», ей вполне хватит школьной еды и тех нарядов, которые уже есть.
— Черта с два я куплюсь на этот шантаж! – заявила его не менее принципиальная дочь.
От брата Тиффани ждала безусловной поддержки, и жалко было наблюдать, как он разрывается между нею и отцом. В общей гостиной Генри теперь всегда садился рядом с ней и старался поменьше ссориться, хотя это было непросто, потому что сестрица постоянно строила разные планы, например, такие:
— Генри, напиши папе, что мы с Джорданом ходим по Хогсмиду и побираемся, — Тиффани, в восторге от собственной гениальности, хихикнула в кулак.
— Ты что! – ужаснулся Генри. – Его же удар хватит! А если не хватит, он тебя прибьет, — добавил он, видя, что бессовестная и неблагодарная дочь совершенно не переживает от перспективы подобного несчастья.
— Да, ситуация, — вновь задумалась Тиффани. – Что же делать‑то?
Генри пошел на риск попасть в опалу, с изрядным самоотречением и неохотой предложив сестре треть своих карманных денег. Но она, как и Ральф, предпочла обходиться без ничего.
Это было, надо признать, не так уж трудно: подготовка к СОВам настолько интенсифицировалась, что не оставляла простора для мечтаний о всяких там прогулках, разве что в теплицы и обратно или на уход за магическими существами. Даже занимаясь во внутреннем дворике, они перестали замечать красоты природы.
Однажды на уроке Хагрида ученики выполняли сложное задание. Преподаватель проявил редкую изобретательность: он подковал трех фестралов так, чтобы они оставляли на земле разноцветные следы, и объявил, что закопал на поляне девять кусков мяса. От учеников требовалось определить, какое из трех существ самое умное, а точнее, самое удачливое, насколько быстро они обнаружат корм, и сколько порций достанется каждому.
Учитель не ограничил ребят в выборе способов выполнения работы, поэтому каждый фиксировал результаты, как считал нужным. Кто‑то делал записи, несколько человек заявили, что и так запомнят. Но самый простой способ изобрела Тиффани: она остановила свой выбор на фестрале, оставляющем розовые следы, и ходила за ним на почтительном расстоянии.
Надо сказать, Хагрид не предупредил учеников, где именно зарыл корм.
— Так интереснее! – отмахнулся он.
— А если кто‑нибудь из нас на него случайно встанет? – спросил Виктор Чайнсби, как признанный глава умников.
— Вас мигом сгонят! – успокоил лесничий.
В общем, ученики разбрелись по знакомой опушке, не забывая шарахаться от двигающихся следов. Следы, впрочем, скоро так перепутались, что разобраться, кто где, стало непросто.
Рики надоело ходить, и он стоял, облокотившись о дерево и надеясь, что поблизости от него нет никакого мяса. Свежий воздух пьянил, и к нему прибавлялось что‑то еще. Рики принюхался, пытаясь выяснить, что.
И внезапно перед глазами предстала иная картина. Место не изменилось, он видел ту же поляну и ребят. Но теперь на ней появились, нет, не три, а четыре четвероногих силуэта. Поначалу они мигнули, собираясь тут же исчезнуть, но в следующую секунду еще более оформились. Они напоминали скорее летучих мышей, нежели лошадей – серые, чешуйчатые…
Но куда более новым, чем это зрелище, было самоощущение. Словно холод сковал его душу, и фестралы прекрасно вписывались в эту внутреннюю картину. Они добавляли отчетливый запах тления, но его это нисколько не пугало. А потом все исчезло, или это он настолько погрузился в себя, что продолжал смотреть, но ничего не замечал у него были цели, планы и задачи…
Он не чувствовал не времени, ни пространства, погружался куда‑то и не мог поймать ни одной своей мысли, да и не пытался, их было слишком много. И вокруг него кружились тени – крылатые лошади, покрытые чешуей. Он уцепился за них, как за знакомые образы, и хотел о чем‑то спросить, но они молчали.
— Эй, ты чего дурака валяешь! – завопил Хагрид. – А ну уйди от него!
Лесничий бросился к Рики, а ученики поспешно убирались с его дороги.
— Ты что, не видишь? Он же тебе нос оттяпать мог! – отталкивая от него воздух, заорал Хагрид.
— Да. Я Вам уже несколько раз говорил, что я их не вижу, — отчеканил Рики.
Он не знал, почему Хагрид каждый раз вызывает в нем такое раздражение.
— Ты мне брось сочинять! Он же дышит, неужели не чувствуешь? – не унимался Хагрид. Рики совершенно отчетливо понимал, что лесничий ни в грош ему не верит. Возможно, он и почувствовал бы дыхание зверя, но с того момента, как Хагрид взялся орать на него, его лицо запылало, и потому он, должно быть, ничего не ощутил.
— Сегодня тепло, — робко вступилась Тиффани и за это получила свирепый взгляд преподавателя.
— Занимайся своим делом, — рыкнул на нее Хагрид и отошел, как подозревал Рики, от греха подальше; юноша прекрасно понимал, что великану с самого первого урока ничего так не хочется, как прибить его.
— Постоянно ты, Макарони, во что‑нибудь впутаешься, — внятно проворчал Виктор. Ради этого он даже оторвался от своего чертежа.
После этого, даже затерявшись среди слизеринцев, Рики все равно чувствовал себя не в своей тарелке.
— Почему он постоянно ко мне цепляется? – проворчал Рики.
— Не понимаю, с чего он так бесится, — утешила его Дора. – Многие этих тварей не видят. Не понимаю, с чего он взъелся именно на тебя.
Рики покорно вздохнул, надеясь, что она, как и остальные, поверила, будто его заботит только это. Собственно, сегодня он мог бы заявить лесничему, что наконец‑то разглядел, каких красавцев они изучают. Он сомневался, впрочем, чтобы Хагрид за него порадовался. Чувство, возникшее на уроке, отдавало невероятной жутью. Точнее, не чувство даже, а комплексное видение мира. Словно его макнуло в другую реальность, и внутри тоже все поменялось. Если бы он сменил фокус внимания и сконцентрировался не на фестралах, а на содержимом своего разума…
— Я вдруг испугался, — позже признался он Лео, — что не смогу переключиться и потеряю сознание. Нет, наверное, я все‑таки боюсь того открытия, которое сделал бы.
