Джон Ринго - Укрощение огня
– Рейчел… – Герцер замялся. – Рейчел… прости, я так виноват в том, что произошло с Данаей. Это моя вина. Я…
– Герцер, – резко ответила Рейчел. – Герцер, вначале мне было очень тяжело. Но… мы с тобой старые друзья. Если мама может тебя простить, если папа может тебя простить, то и я могу. Договорились?
– Договорились, – грустно ответил он.
– Что такое? – устало спросила она.
– Я… я люблю тебя, Рейчел, – в отчаянии ответил он. – Люблю уже много лет. Просто… хотел, чтобы ты знала.
Пораженная, она смотрела на него и вдруг рассердилась.
– Хочешь, чтобы я знала, а потом уедешь на войну и погибнешь? Благодарю покорно, Герцер Геррик.
– Но все ведь не так!
– А как? – выдохнула она и тут же перестала сердиться. – Извини… я… Я знаю, что не так. Герцер, ты очень хороший друг и навсегда останешься моим самым лучшим другом. О'кей?
– О'кей, – потерянно ответил он.
– И пока хватит. – Она положила руку ему на плечо. – Возвращайся, ладно?
– Хорошо, – ответил он. – А когда вернусь, поговорим?
– Да, – усмехнулась она, – обязательно.
– Ладно.
– Строиться, – тихо приказал Ганни.
– Мне пора, – сказал Герцер.
– Пока, Герцер. – Рейчел поднялась на цыпочки и поцеловала его в щеку. – Не делай больше никаких глупостей.
– Постараюсь.
И он быстро побежал на свое место.
Отряд, хоть и небольшой, выглядел устрашающе. Они браво вышли за ворота. Кавалерия во главе с Алиссой ехала впереди, за ней шли Кровавые Лорды, а за ними лучники верхом на лошадях и вьючные мулы и лошади. Эдмунд возглавлял Кровавых Лордов – в доспехах, перекинув через плечо боевой топор на длинной рукояти. Вслед за ним шел Ганни, рядом с ним волынщик. Герцер нес флаг – на голубом фоне серебряный орел со связкой стрел в одной лапе и оливковой ветвью в другой.
Они вышли за ворота, и Ганни затянул песню:
Взвейся меч, руби сплеча,
Сеча будет горяча!
Ты разрубишь вражий щит,
Враг бежит и верещит.
В пене чепраки коней,
Не сдадим земли своей! Горн трубит, идем в поход –
БОЛЬШЕ НЕЧИСТИ УМРЕТ!
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Они прошли маршем до Виа Апаллия, переправились по мосту через реку Шенан и повернули на запад.
– Куда мы идем? – спросил из первого ряда Круз. Все прекрасно знали, что враг на юге, и получалось, что они сейчас идут в противоположную сторону.
– Тишина в колонне! – выкрикнул Ганни.
Они быстрым маршем прошли на запад по дороге, спели по дороге «Марш в Кэмбред», потом «Желтую ленту», причем каждый отряд исполнял песни на свой лад, а потом еще спели «Великую дорогу» и «Распивая бурбон». Кавалеристы пытались было затянуть «Гэрриоуэн», но песня была не маршевая, лучники слов не знали, так что никто их не подхватил. Так они шли под утренним моросящим дождем и наконец подошли к мосту через речку Криптопус.
Эдмунд махнул рукой Алиссе, и кавалеристы рысью поскакали вперед по дороге, остальные переправились через реку, выстроились в шеренгу по одному и повернули на юг.
Они двигались по узкой тропе вдоль небольшой речушки и вскоре вошли в тесное, заросшее деревьями ущелье, которое вело во внутреннюю долину горы Массан. Тропа была неудобной, людям приходилось часто останавливаться, чтобы укрепить дорогу для следовавших сзади лошадей. Иногда они расчищали завалы. Даже когда уже спустились в саму долину, тропа не стала лучше, но они продолжали упорно двигаться вперед. Иногда устраивали короткие привалы, в основном чтобы дать отдых лошадям; себя не жалели, даже еду не готовили, а ели на ходу сушеный маис, который запивали водой из ручейка. Когда добрались до противоположного конца долины, солнце уже зашло за западные гребни гор и начало темнеть.
– Привал! – выкрикнул Эдмунд. – Выставить часовых, но никакого ограждения.
Воины принялись за привычные дела; Ганни и Магиббон выставили часовых, разделив смены между Кровавыми Лордами и лучниками. Оба отряда мало общались друг с другом, в основном сидели у своих костров.
– Что же все-таки происходит? – спросил Круз у Герцера, когда тот раздавал всем ужин. Ему по жребию досталось готовить еду, но он не стал мудрствовать – сделал обыкновенные лепешки и подавал их с «шимпанзятиной» и ломтиками соленой свинины. – Почему кавалеристы поскакали на запад?
– Понятия не имею, – ответил Герцер, пытаясь мысленно вспомнить карту местности. Они отошли на максимально возможное для обороны расстояние от города.
– Ты же вчера вечером был у барона, – заметил Круз. – Разве он ничего не говорил?
– Нет, не говорил. – Герцер не стал упоминать, что по этому поводу сказал Эдмунд. – Можно подумать, я бы не рассказал, если бы знал.
– Наверное, направляемся в горы, – высказал предположение Петерсон и мрачно взглянул на нависшие над ними черные скалы. – Терпеть их не могу.
– Я тоже, – согласилась Динн. – Но если так, лучше пораньше лечь спать.
Она отошла в сторону от костра и принялась устраиваться на ночь.
– Согласен.
Герцер поднялся на ноги и собрал кухонную утварь. Он помыл все в ручье и только потом разложил свои пожитки на земле. Он нашел-таки свое меховое одеяло и присоединил его, несмотря на дополнительный вес, к вещам, которые взял в поход. Сначала он расстелил на земле кожаное покрывало, потом одеяло, затем вытащил узелок с вещами, служивший ему подушкой. Но прежде чем лечь, он обошел часовых, которые стояли вокруг лагеря, и убедился, что все в порядке. Тогда он вернулся на свое место, снял доспехи и ботинки и улегся под плащ. Ночью можно было ожидать дождь, но что толку загодя принимать меры. Еще он так же, как и другие, размышлял о возможных планах командиров, но почти сразу же заснул.
На следующее утро, после плотного завтрака, они пошли в горы.
Тропа была такой же плохой, как и предыдущая, даже, может, хуже. Было заметно, что раньше тут проходила дорога, но многие тысячелетия никто за ней не следил, местами дорога обвалилась или заросла. Так как тропа все время поворачивала вдоль склона горы, то хуже всего было на поворотах – почти сплошные обвалы. Но легионеры были готовы к подобным испытаниям, они столько раз ходили маршем в подобных условиях и сейчас с легкостью брались за расчистку завалов и преодоление препятствий. Но все равно путь до вершины горы занял целый день, и барон Эдмунд был крайне недоволен. Обедали и ужинали они холодным пайком и продолжили путь далеко за полночь. Барон запретил зажигать факелы, небо было затянуто тучами, так что идти приходилось почти на ощупь. Когда Тальбот наконец объявил привал, Герцер не знал, который час; он выставил часовых и, не снимая доспехов, рухнул на землю и тут же заснул.
