Джин Вулф - Чародей
Судя по дыханию и раскрасневшимся щекам Морканы, там пылал бренди.
– Ваше высочество слишком добры для этого, – сказал я.
– Вы ничего обо мне не знаете. – Она немного помолчала. – Вы могли бы наброситься на меня, изнасиловать и скрыться в моей одежде. Мы примерно одного роста.
– Я никогда не сделаю такого, ваше высочество.
– Вы же можете изнасиловать деревенскую девушку – все вы делаете это. Так какая разница? Вы спасете свою жизнь.
– Нет, ваше высочество.
– Вам самому будет не зашнуровать корсет сзади, но я помогу вам, коли изнасилование пройдет успешно. Мне говорили, что многие мужчины мечтают обладать женщиной королевских кровей.
– И я мечтаю, ваше высочество, хотя вы не та женщина.
Моркана рассмеялась:
– Она тоже. Вы поймете это.
Не желая спорить с ней, я поклонился.
– Вы еще станете моим, вот увидите. Когда я брошу вас, вы будете ползать передо мной на коленях, умоляя принять обратно. – Глаза Морканы сияли. – Тогда я напомню вам о том, как вы отвергли меня. Я прикажу вам принести мне голову Лунного человека, и когда вы принесете, я откажусь от нее и посмеюсь над вами.
Она взяла меня за подбородок правой рукой:
– Если только эльфы не попытаются скормить меня другому дракону, жалкие сыны червей. Тогда я взову о помощи – о, самым трогательным образом! – и вы убьете дракона ради меня и снова умрете. Вы уже мертвы, вы знаете.
Хотя она продолжала держать меня за подбородок, мне удалось кивнуть.
– Поцелуй валькирии убил вас. Вы знали? Это милосердное деяние. Они не забирают вас, покуда вы не ранены смертельно. А теперь… – Совершенно неожиданно она поцеловала меня, крепко обняв длинными руками и запустив мне в рот язык, скользнувший глубоко в горло. Я повалился на солому, а она сказала: – Теперь вы знаете, что мы чувствуем.
Я с трудом проговорил, что едва ли в силах вызвать у женщины такие ощущения, какие испытываю сейчас.
– Поднимитесь! – Повелительным жестом она велела мне встать. – Я собираюсь попросить брата освободить вас. Сомневаюсь, что он выполнит мою просьбу. Арнтору не нравится слышать, какой он испорченный маленький мерзавец, особенно из уст эльфов. Эльфы опекали нас в детстве… впрочем, вы знаете.
Я пытался подняться на ноги. Снова удивив меня, она присела на корточки рядом со мной.
– Он ловил маленьких рыбок и убивал разными зверскими способами. Иногда я помогала ему. Эльфы наказывали нас за это, и он так никогда и не простил их. Вы, мертвые, подчиняетесь мне, сэр Эйбел. Вы все беспрекословно мне повинуетесь, даже самые непокорные.
– Я готов подчиняться вам, ваше высочество.
– Но я сомневаюсь, что он освободит вас, даже по моей просьбе. – Она сжала мою руку и, казалось, хотела, чтобы я запустил ладонь промеж ее грудей, но я не сделал этого. – Возможно, вам придется подождать, пока я не взойду на престол. Тогда вы будете благодарны мне. Премного благодарны, поскольку здесь ужасное место; и я возьму вас, и лягу с вами, и не отпущу, покуда вы не станете принадлежать мне целиком и полностью, а потом отвергну вас и пошлю за яйцом феникса. Вы принесете мне яйцо и будете умолять меня и ползать передо мной на коленях. – Она рыгнула. – Ползать на коленях и умолять, и в конце концов я приму вас обратно, и мы отправимся туда, где нас никто не знает, вечно молодые любовники.
– В глубине души вы добрая, – сказал я. – Думаю, я всегда знал это.
Она серьезно кивнула:
– Я хорошая женщина, сэр Эйбел. К счастью, меня окружают одни дурные люди, и потому я вправе обращаться с ними, как мне угодно. Помогите мне встать.
Я поднялся на ноги и помог подняться Моркане. Вряд ли ей удалось бы встать без моей помощи.
– Я думала, вы захотите узнать, каким образом я намерена добиться своей цели, – сказала она. – Теперь вы знаете. Отряхните мне задницу. Там наверняка налипла солома.
Я сделал вид, будто отряхиваю.
– Сильнее. И скажите, что я была плохой девочкой.
Вскоре она ушла – такой твердой поступью, что я решил бы, что она трезвая, когда бы не знал, каких усилий ей стоит сохранять равновесие.
Один из надзирателей вошел в камеру с тазом теплой воды, мылом и полотенцем. Я рассмеялся и велел унести все прочь. Он удалился, заперев за собой дверь.
Медленно тянулись часы. Все события и обстоятельства, о которых я размышлял тогда, изложены в этой книге и могли бы составить материал еще для дюжины таких же объемистых.
Наконец появились два тюремщика. Они обратились ко мне сквозь прутья двери, почтительно называя милордом, и спросили, не знаю ли я, что приключилось с Фиахом, описав мне внешность последнего. Они нашли сапоги, а также изодранную в клочья, окровавленную одежду и боялись, что это вещи пропавшего товарища, хотя и не были уверены.
– Фиах не разрешил мне занять эту камеру, – сказал я. – Вот и все, что вам нужно знать. Этого достаточно. Теперь оставьте меня в покое и займитесь своей работой.
Я уже собирался позвать Ури, когда они снова подошли к моей двери.
Они умоляли, льстили и под конец стали угрожать. Несомненно, мне не следовало нарываться на ссору, но я находился на грани помешательства от вынужденного бездействия и сказал им все, что я о них думаю.
Они ушли, но вскоре вернулись вместе с третьим надзирателем, отперли дверь и угрожающе двинулись на меня со своими увесистыми ключами. Рев волн раздался в моих ушах. Я сбил с ног первого, едва он успел замахнуться, вырвал у него ключ и двумя ударами сломал плечо второму и разбил голову третьему.
Все закончилось, едва успев начаться. (Вероятно, они поняли, что потерпели поражение, еще прежде, чем начали драку.) Двое, которые не потеряли сознание, пали передо мной ниц. Я поставил ногу на шею сначала одному, потом другому и заставил каждого признать себя моим рабом навеки – в каковой момент появилась Ури и со смехом напомнила мне, что они с Баки были принуждены к клятве точно таким же образом. Она явилась в своем собственном обличье: с парящими над головой волосами, похожими на языки пламени, с огненными желтыми глазами и с кожей цвета меди в плавильном тигеле. Вряд ли тюремщики услышали хоть одно слово из сказанных Ури; но вид красной эльфийской девушки с тонким мечом в одной руке и богато украшенными ножнами в другой поверг их в состояние, близкое к помешательству.
– Я забираю этот ключ, – заявил я. – Поскольку наш король счел нужным посадить меня в темницу, я намерен оставаться в камере все время, отлучаясь из нее лишь в случае необходимости. Я ожидаю от вас верной и усердной службы и предупреждаю, что ваш первый промах станет и последним. Теперь поднимите его, – я указал ключом на бесчувственное тело третьего надзирателя, – и унесите отсюда.
