Стивен Дональдсон - Обладатель Белого Золота
Презирающий рассмеялся, но в смехе его не было веселья.
— Заполучи она твое кольцо, и мне было бы о чем задуматься. Но я недаром избрал именно ее — женщину, неспособную свернуть с тропы исполнения моих желаний. Ты глупец, — продолжал Лорд Фоул, — ибо, зная, что обречен, все равно явился сюда. Теперь я получу твою душу.
Голос его наполнил легкие Линден обжигающим жаром, и мокша Джеханнум поежился от вожделения в предвкушении насилия и разрушения.
Логика Презирающего казалась безукоризненной, что делало его слова еще ужаснее. Одна его рука, кажется, — ибо взгляду Опустошителя это представлялось мощным мазком — сжалась в кулак. Ковенанта резко рвануло вперед, и он оказался в пределах досягаемости Лорда Фоула. Стены разбрызгивали свет так, словно устрашенная Гора Грома разразилась рыданиями.
Следующие слова Презирающего прозвучали тихо, как шепот самой смерти:
— Отдай мне кольцо.
Голос был столь непререкаемо властным, что на месте Ковенанта Линден повиновалась бы без размышлений. Но тот не шелохнулся. Правая рука его бессильно свисала, кольцо поблескивало на онемелом пальце, будто оно имело не больше значения, чем сам этот палец. Левый кулак сжимался и разжимался, словно поддерживая биение сердца. Глаза Ковенанта были темны, как бездонное ночное небо. Но что — убежденность или безумие — позволяло ему стоять прямо, с высоко поднятой головой?
— Пустые слова, — промолвил Ковенант. — Сказать можно все, что угодно, но ты ошибаешься и должен узнать всю правду. На сей раз, ты зашел слишком далеко. Все, что сделал ты с Анделейном! С Линден!.. — Он с горечью сглотнул и продолжил: — Мы не враги. Это всего лишь очередная ложь. Возможно, сам ты в нее и веришь, но от этого она не перестает быть ложью. Ты даже начинаешь походить на меня.
Линден приметила особый блеск в глазах Ковенанта. Конечно же, он обезумел и говорил как безумец.
— Ты всего-навсего одна из сторон меня. Одна из составляющих человеческой личности, того, что может быть названо человеком. Ядовитая сторона, враждебная, ненавидящая прокаженных, но, — в голосе Ковенанта звучала неколебимая уверенность, — мы с тобой единое целое.
Это утверждение заставило Линден изумиться тому, кем же стал Ковенант, тогда как у Презирающего оно вызвало лишь очередной, короткий и резкий, как лай, смешок.
— Не пытайся объединиться со мной ни во лжи, ни в истине. Для этого ты слишком глуп. Слово «ложь» куда лучше подходит для определения того пустяшного томления, которое ты именуешь любовью. Истина обрекает тебя на проклятие здесь. Три с половиной тысячи лет готовил я Землю к исполнению моей воли. В твое отсутствие, низкопоклонник! И мне нет нужды в софистике твоего неверия.
Голос Презирающего разил, как клинок. Скальные огни неистово полыхали, но и в самом ярком свете облик Фоула не становился более различимым.
— Отдай мне кольцо!
Ковенант осунулся. Неизбежность устрашала его, однако и сейчас он не подчинился, а неожиданно заговорил о другом:
— По крайней мере, освободи Линден. — Он подался вперед, приняв едва ли не просительную позу. — Она больше не нужна тебе. Даже ты должен быть удовлетворен тем, сколько страданий досталось на ее долю. Я предлагал ей это кольцо — и она отказалась. Отпусти ее. — Несмотря ни на что, он все еще пытался ее спасти.
Ответ Лорда Фоула заполнил Кирил Френдор:
— Все кончено, низкопоклонник!
Гнилостный запах, приводивший в экстаз Опустошителя, терзал плененное сознание Линден.
— Ты понапрасну испытываешь мое терпение. Она — это плата, уплаченная мне ее собственными действиями. Ты глух к себе? Ты произнес слова, отречься от которых невозможно. Никогда!
Размытые очертания Фоула источали концентрированную порчу. Отчетливо, словно раскалывая голосом камни, он потребовал в третий раз:
— Отдай мне кольцо!
Ковенант осел, словно разваливаясь на глазах. Последние силы покидали его, он уже не мог делать вид, что держится прямо. Ибо потерял все. В конце концов, он был всего-навсего маленьким человеком, со всеми человеческими слабостями. И без дикой магии никак не мог противостоять Презирающему.
Когда он слабо поднял свою изуродованную руку и начал стаскивать с пальца кольцо, Линден простила его. Иного выбора не было. Ковенант сделал все мыслимое и немыслимое, неоднократно превосходя самого себя в попытках спасти Страну. И если, в конце концов, он потерпел поражение, то это его беда, а не вина.
Но глаза Ковенанта вовсе не были глазами сломленного человека. Они сияли чернотой, как межзвездная бездна, как последняя полночь, недоступная Солнечному Яду.
На все — чтобы поднять руку, стянуть кольцо, как бы отказываясь от обручения с человечностью и любовью, и протянуть неоскверненное белое золото Презирающему — ушло не более трех мгновений. Но ужасающее значение происходящего сделало их долгими, как агония. Достаточно долгими для того, чтобы Линден собрала остатки своей воли, чтобы поднять их против Опустошителя.
Она простила Ковенанта. Он был слишком дорог ей и перенес слишком много мучений, чтобы винить его. Он дал ей все, чего могло просить ее сердце.
Но она не подчинилась.
Гиббон говорил, что бремя судьбы Страны ляжет на ее плечи, и теперь эти слова обретали новое значение. Ибо никто, кроме нее, не имел такой возможности встать между Ковенантом и его поражением.
Гиббон говорил, что из-за своей способности к особому видению она подобна металлу, из которого будет выковано орудие разрушения Земли.
Ну что ж, пришло время узнать, что же за орудие из нее вышло.
Наконец, Гиббон говорил, что она есть Зло. Возможно, он прав и в этом.
Но ведь Зло само по себе есть форма силы.
Линден приблизилась к своему обладателю, почти слилась с ним, и из глубочайших корней прошлого к ней пришло ощущение презрения ко всему, что имеет плоть и может быть подчинено. Презрения, рожденного страхом. Страхом перед любой формой жизни, способной не поддаться Опустошителю. Перед лесами. Харучаями. Он испытывал неутолимую жажду обладания, безраздельного владычества, обеспечивающего безопасность и бессмертие. Сама возможность отказа внушала ему ужас, ибо с неумолимой логикой указывала на возможность гибели. Ибо если можно не поддаться Опустошителю, стало быть, его можно и убить.
Утраченного ныне единого сознания лесов Линден просто не могла постичь, но Великанов и харучаев знала достаточно хорошо. Подхватив нити этого знания, она вплела их в ткань своей цели.
Великаны и харучаи всегда обладали способностью противостоять Опустошителю. Возможно, потому что долгая история Страны не была ими выстрадана, и они не научились сомневаться в своей независимости. А возможно, все дело было в том, что они не прибегали — или почти не прибегали — к каким-либо внешним выражениям силы, а потому полнее ощущали значение внутреннего выбора и считали истиной именно это. Но как бы то ни было, в отличие от жителей Страны, оба эти народа не были подвластны обладанию. Ибо, делая выбор, верили, что он имеет значение.
