Кристофер Банч - Король-Провидец
— Тебе не придется отвечать, — странным тоном произнесла она. — Не придется, если у тебя все получится.
Я поморщился, опасаясь, что случайно перевел разговор на неприятную для нее тему.
— Ты можешь просить о чем угодно и говорить что угодно, — сказал я, погладив ее по бедру.
— Однажды, когда мы выехали на пикник, ты попытался сделать одну вещь, но я остановила тебя и запретила продолжать. Ты помнишь?
Внезапно я вспомнил и сказал ей об этом.
— Дамастес... давай снова займемся любовью. Пожалуйста. Давай займемся любовью так, как ты хотел в тот раз.
Меня пробрал озноб. Я не знал, что сказать. Маран повернула голову и пристально посмотрела на меня.
— Пожалуйста, дорогой, — ее голос звучал очень настойчиво. Я кивнул. Она вручила мне то, что держала в руке: маленький пузырек с вазелином.
Я погладил ее ягодницы и попробовал было просунуть палец, но она вздрогнула и отпрянула от меня.
— Маран, — прошептал я. — Мне кажется, это неправильно. Я не хочу причинять тебе боль.
Мой член вяло свисал между ног.
— Ты должен... и я знаю, ты никогда не сделаешь мне больно. Пожалуйста. Это очень важно.
Я начал массировать ее спину, потом провел рукой между ног, лаская промежность и ощущая влагу, оставшуюся после наших занятий любовью. Вскоре ее дыхание участилось. Мой член отреагировал на это, снова поднявшись и затвердев. Я поднял ее бедра и подсунул под них подушку, затем опустился на колени, раздвинул ей ноги и мягко скользнул в нее.
Она ахнула.
— Не туда! Я хотела...
— Тише!
Я двигался медленно и ритмично. Постепенно ее выдохи превратились в стоны, руки снова вцепились в ковер. Потом я выдавил вазелин на палец и вставил в нее, двигая пальцем по кругу и одновременно ощущая движения своего члена в ее теле. Она вскрикнула от удовольствия. Я вставил другой палец рядом с первым, продолжая круговые движения.
— О да, Дамастес, сейчас же! Я готова! — простонала она, вращая ягодицами.
— Готова к чему?
— Пожалуйста, возьми меня, где я хочу, где я сказала тебе! Пожалуйста, сделай это, сделай это там, я больше не могу!
Вынув свой член, я прикоснулся головкой к отверстию и толкнул. Она закричала и толкнула в ответ, вдавливая ягодицы в мои бедра, заглатывая меня. Ее руки вцепились в мои, когда я опустился на нее для равновесия. Я вышел из нее и снова толкнул. Ее тело извивалась от страсти. Это продолжалось не более дюжины раз, а потом я тоже громко вскрикнул, и мы вместе рухнули на пол.
Не знаю, сколько мы лежали — несколько минут или целую вечность.
— Я люблю тебя, — прошептала она.
— И я люблю тебя.
— Спасибо. Теперь все кончено.
Я промолчал.
— Мне нравится чувствовать тебя... там, сзади. Потом мы можем сделать это снова.
Но это больше не повторилось.
Три дня... Думаю, мы ели не чаще одного раза в день, иногда дремали и проводили довольно много времени в теплом бассейне. Но в основном мы любили друг друга, любили и смеялись. Впереди нас ожидала зима и смерть, но наша любовь окружила нас крепкой стеной и держала гончих судьбы на расстоянии.
Эти три дня запомнились мне как один долгий оргазм, вспышка страсти и прилив неземной радости. Я задавал себе вопрос, смогу ли я еще когда-нибудь испытать такое счастье.
Потом все закончилось.
Маран вернулась в Никею, а я отправился на войну.
В сутках было слишком мало часов, а в месяцах — дней, чтобы солдаты успели как следует подготовиться. Мы занимались муштрой, проклинали все на свете и снова занимались муштрой.
Я уверен, что ни один солдат не испытывал к своим уоррент-офицерам ничего, кроме ненависти. Те, в свою очередь, переносили эти чувства на офицеров, а офицеры — на меня. Но теперь, когда от меня на самом деле что-то зависело, я был полон решимости предотвратить следующую катастрофу на реке Имру.
Мало-помалу новые рекруты становились солдатами, хотя им все еще было далеко до моих уланов. Но упражнения могут закалить человека лишь до определенной степени: им еще предстояло последнее испытание — кровью.
Мы разрабатывали новую тактику, поэтому опытные офицеры учились наравне с новичками. Разумеется, наиболее серьезное недовольство проявляли ветераны, которые «никогда не видели, чтобы армией управляли подобным образом». Новички же не знали ничего иного, и поэтому свежие идеи были для них не более и не менее сложными, чем любые другие.
Возможно, величайшая перемена исходила от самого Тенедоса. Он объявил магию одним из важнейших факторов ведения войны, подкрепив это утверждение напоминанием о действиях Чардин Шера и его чародеев. Теперь наступил наш черед. Он разослал по всей Нумантии вербовщиков, выискивающих чародеев, волшебников и провидцев, желавших послужить своей стране. День за днем они приходили в лагерь и медленно, неохотно поглощались армией. Если бы у нас было больше времени, и если бы не гора обгоревших трупов на реке Имру, то было бы забавно наблюдать за этими мудрецами, искушенными в демонах и заклинаниях, но не имеющими ни малейшего представления о том, чем рядовой отличается от генерала. Однако они учились, и мы учились вместе с ними — такова была железная воля Тенедоса.
Когда на лагерь обрушились муссоны, мы натянули тенты — огромные зонтики, где люди могли собираться вместе и наблюдать за ходом миниатюрных баталий, разыгрываемых на песчаных столах. Затем, когда грозы ненадолго ослабевали, солдаты выходили в поле и устраивали маневры.
Период Штормов подошел к концу. Наступила осень, но мы все еще не были готовы к выступлению.
Генерал-Провидец Тенедос объявил, что мы выступим против Каллио через две недели.
Одна из поговорок, часто употребляемых Тенедосом после того, как он стал Императором, гласила: "Мне все равно, насколько хорошо обучен солдат. Скажите мне, удачлив ли он?"
Удача означала нечто большее, чем способность выжить в бою и избежать тяжких увечий. Мирус Ле Балафре, например, редко выходил даже из самой незначительной стычки, не получив хотя бы одного ранения. В первую очередь Тенедос имел в виду удачу в бою, когда солдат оказывался в самом выгодном месте для себя и в самом невыгодном для противника, даже не планируя маневр заранее.
Однажды Тенедос назвал меня самым удачливым из всех его трибунов. Возможно, хотя теперь я в этом сомневаюсь. Наверное, я самый большой неудачник, поскольку остался последним из тех, кто пережил эти величественные и кровавые дни. Но, несмотря на сегодняшнее положение, мне часто выпадала удача, как в малом, так и в великом.
Одной из таких удач был небольшой предмет, который я захватил с собой в то утро, когда меня вызвали в палатку Провидца-Генерала. Среди сотен свадебных подарков, полученных мною, был превосходный кинжал от генерала Йонга. Где в этой глуши он нашел мастера, обладавшего столь великим искусством, мне неведомо. Но то было великолепное оружие из закаленной стали около восьми дюймов длиной и слегка изогнутое. Заостренная головка рукояти была выполнена из серебра, а сама рукоять набрана в виде чудесной мозаики из разноцветных пород дерева. К кинжалу прилагались ножны и пояс из выделанной узорчатой кожи с накладными серебряными вставками. Я надел этот пояс, когда выходил из своей палатки, закинув меч на перевязи через левое плечо.