Стивен Кинг - Темная Башня
Молодую (и ослепительно красивую) женщину, подошедшую к нему, конечно же, удивила резкость его реакции, но руки, которые он вытянул, чтобы схватить ее за плечи, ухватили сначала воздух, а потом стукнулись друг от друга, и этот глухой звук эхом отразился от потолка вестибюля, высокого, как в Колыбели Луда. Он смотрел в зеленые, широко раскрытые и настороженные глаза женщины, и мог бы поклясться, что угрозы для него в них нет, но, однако, сначала захватить его врасплох, потом ускользнуть от…
Он посмотрел на ноги женщины и получил хотя бы часть ответа. Таких туфель он никогда раньше не видел. На толстой, словно из пены, подошве, с парусиновым верхом. Действительно, в таких туфлях она могла передвигаться бесшумно по твердой поверхности. Что же касается самой женщины…
Глядя на нее, он отметил для себя следующее: во-первых, «видел лодку, на которой она приплыла», так иногда говорили в Калье Брин Стерджис о фамильном сходстве; во-вторых, если в этом мире, особом Ключевом мире, возникало сообщество стрелков, то он столкнулся с представительницей этого сообщества.
И разве можно было найти лучшее место для такой встречи, чем у садика, в котором росла роза?
— Я вижу твоего отца в твоем лице, но не могу назвать его имени. — Роланд понизил голос. — Скажи мне, кто он, если тебя это не затруднит.
Женщина улыбнулась, и Роланд почти что ухватил имя, в поисках которого рылся в памяти, но в последний момент оно все-таки ускользнуло. Такое случается часто, память — большая скромница.
— Вы никогда с ним не встречались… но я понимаю, почему думаете, что видели его. Я назову его вам позже, если не возражаете, но сначала я хочу сопроводить вас наверх, мистер Дискейн. Там ждет человек, который хочет… — На мгновение она смутилась, словно подумала, что кто-то наказал ей произнести определенное слово, с тем, чтобы над ней посмеялись. Потом ямочки появились в уголках рта, а зеленые глаза весело блеснули, будто в голове у нее мелькнула другая мысль: Если они хотели выставить меня на посмешище, пойду им навстречу. — …Человек, который хочет посовещаться с вами, — закончила она.
— Хорошо, — кивнул он.
Она легонько коснулась его плеча, чтобы еще на несколько мгновений задержать на том месте, где он стоял.
— Меня попросили проследить, чтобы вы прочитали знак в Саду Луча. Вы прочитаете?
Роланд ответил сухо, с извиняющимися нотками.
— Прочитаю, если смогу, но я плохо разбираю ваш письменный язык, хотя, когда я говорю, на этой стороне меня достаточно хорошо понимают.
— Я думаю, это вы прочитать сможете. Во всяком случае, попытайтесь. — Она вновь легонько коснулась его плеча, разворачивая стрелка к квадрату земли в мраморном полу вестибюля, не той земли, что привезли в тачках высокооплачиваемые садовники, но настоящей земли, которая всегда была на этом месте. Земли, которую могли обрабатывать, рыхлить, удобрять, но которая оставалась неизменной.
Поначалу попытка прочитать надпись на маленькой бронзовой табличке не удалась. Он практически не понимал ни слова, как не понимал большинство надписей в витринах магазинов или слов на обложках журналов. И уже собрался сказать об этом, попросить женщину со знакомым лицом прочитать ему надпись, когда буквы изменились, превратившись в буквы Высокого слога Гилеада. Так что он смог прочитать написанное, и легко. Как только прочитал, буквы стали прежними.
— Ловко, — отметил он. — Табличка откликается на мои мысли?
Она улыбнулась, ее губы покрывала какая-то розовая сладкая субстанция, и кивнула.
— Да. Если бы вы были евреем, английский сменился бы ивритом, русским — кириллицей.
— Ты говоришь правильно?
— Да.
Вестибюль зажил в привычном ритме… только, Роланд это уже понял, ритм этого места отличался от ритма других административных зданий. Живущим в Тандерклепе предстояло всю жизнь страдать от легких заболеваний, вроде фурункулов и экземы, головной боли и звона в ушах; а вот умирали они (зачастую в молодом возрасте) от тяжелой и мучительной болезни, вроде скоротечного рака, который буквально сжирал человека и сжигал нервы, как костры, на которых тамошние жители готовили пищу. В «Хаммаршельд-Плаза-2» все было наоборот: тут царили здоровье и гармония, доброжелательность и великодушие. Эти люди не слышали пения розы, но и нужды в этом не было. Они были счастливчиками, и на каком-то уровне сознания каждый из них это понимал… и в этом было самое большое счастье. Он наблюдал, как они входят в вестибюль и идут к лифтам, бодрым шагом, размахивая своими мешками и сумками, своим снаряжением и амуницией, и ни один не шел по прямой, соединяющей двери и лифты. Некоторые подходили к квадрату земли, который зеленоглазая женщина назвала Садом Луча, но даже у тех, кто не подходил, траектория движения превращалась в дугу, выгнутую к квадрату земли, словно он являл собой мощный магнит. А если бы кто-нибудь попытался причинить вред розе? У лифтов за маленьким столиком сидел охранник, Роланд это видел, толстый и старый. Но это не имело ровно никакого значения. Если бы возникла какая-то угроза, у всех, кто находился в вестибюле, в голове раздался бы тревожный вскрик, пронзительный и повелительный, как свисток, который могут услышать только собаки. И они бы тут же набросились на потенциального обидчика розы. Сделали бы это быстро, не заботясь о собственной безопасности. Роза могла защитить себя, когда росла на пустыре среди мусора и сорняков (во всяком случае, притягивала тех, кто мог ее защитить), и в этом ничего не изменилось.
— Мистер Дискейн? Вы готовы подняться наверх?
— Да, — кивнул он. — Веди меня, куда должна отвести.
7Он смог соотнести лицо женщины с фамилией в тот самый момент, когда они подошли к лифту. Возможно, потому, что увидел ее в профиль, и форма скулы стала последней подсказкой. Он вспомнил, как Эдди пересказывал ему разговор с Келвином Тауэром, который состоялся после того, как Джек Андолини и Джордж Бьонди покинули «Манхэттенский ресторан для ума». Тауэр говорил о семье своего самого лучше друга. Они хвалятся, что на их фирменных бланках уникальная шапка, единственная в Нью-Йорке, а то и в Соединенных Штатах. Она состоит из одного слова: «ДИПНО».
— Ты — дочь сэя Эрона Дипно? — спросил он. — Конечно же, нет, ты слишком молода. Его внучка?
Ее улыбка поблекла.
— У Эрона не было детей, мистер Дискейн. Я — внучка его старшего брата, но мои родители и дедушка умерли молодыми. Так что воспитывал меня главным образом Эйри.
— Так ты его называла? Эйри?
— Называла, когда была маленькой, да и когда выросла, тоже. — Она протянула руку, улыбка вернулась. — Нэнси Дипно. И я очень рада, что встретилась с вами. Немного испугана, но рада.
