Макс Фрай - Болтливый мертвец
– Шурф тебе это сказал?
Я сделал вид, что удивился. Мне не хотелось делиться с Меламори своей информацией. Куда еще ее пугать: и так уже испугалась – дальше некуда!
– И когда он успел? – спросил я. – Я ему уже не раз посылал зов, но он молчит – в точности как ты сегодня полдня молчала.
– Он еще утром мне все сказал. Часа за два до нашего совещания. И настоятельно посоветовал уносить ноги, правда не вдаваясь особо в подробности… – Меламори удивленно посмотрела на меня. – Я думала, что он всех предупредил. Интересно, почему только меня?.. Впрочем, это не мое дело. Наверное, Шурфу виднее, кого предупреждать, а кого – нет.
– Наверное, – эхом откликнулся я. – Ладно, ты права: с Джуффина вполне станется устроить за мной погоню. Мне тоже кажется, что его здорово припекло… Еще попадешь под раздачу!
– Поэтому я и старалась с тобой поссориться, – угрюмо сказала Меламори. – Ведь это так естественно – рвануть куда-нибудь вдвоем, правда? Первое, что приходит в голову. В глубине души я ужасно боялась, что ты это предложишь. Мне очень не хочется оказаться между тобой и сэром Халли. Поэтому…
– Поэтому уезжай одна, – кивнул я. – Ты права. Может, еще увидимся!
– Если повезет, – вздохнула она.
– Если повезет, – упавшим голосом повторил я.
На душе образовался мерзейший осадок. Я понял, что Меламори совершенно уверена: из этой истории мне не выпутаться. И, несмотря на это, не предпринимает никаких мер по спасению моей шкуры. А ведь могла бы – ну ладно, не увезти меня с собой, но хотя бы назначить романтическое свидание где-нибудь на краю света, через дюжину дней, чтобы у меня был серьезный стимул плюнуть на все, сорваться с места и унести ноги… Но нет. Она молчала, опустив глаза, и, кажется, терпеливо ждала, когда я покину амобилер и дам ей возможность уехать.
Что-то неестественное было в ее поведении. Моя Меламори вдруг стала вести себя как чужая, незнакомая женщина. Яне обиделся – какие уж тут обиды! Просто вдруг понял, что уже потерял ее, как совсем недавно потерял Джуффина, – в любом случае, как бы ни сложились обстоятельства…
– Ладно, – деревянным голосом сказал я. – Не будем растягивать это сомнительное удовольствие. Счастливого тебе пути. Прощай.
Ту Меламори, которую я знал, слово «прощай» привело бы в бешенство: больше всего на свете она боялась именно этого сочетания звуков, поскольку почти всерьез считала его заклинанием, последствия которого могут оказаться необратимыми. Но на этот раз она не стала возмущаться, а с явным облегчением кивнула и эхом повторила:
– Прощай.
Я поспешно покинул ее амобилер, взялся за рычаг собственного и рванул с места, так быстро, как только мог. Мне было очень больно. Вот уж не думал, что мне еще когда-нибудь будет так больно: совсем как в юности, когда самая незначительная размолвка с любимой девушкой кажется катастрофой вселенского масштаба, а коротенькая разлука на несколько дней заставляет всерьез размышлять о смерти, единственном надежном убежище от лютой, непереносимой тоски.
«Как был ты сумасшедшим идиотом, так им и остался, дорогуша, – печально подумал я. – А свое драгоценное могущество можешь скатать в трубочку и засунуть в задницу, многоуважаемый сэр Вершитель: практика показывает, что иногда оно бывает до фени!»
Но внезапно мне пришло в голову, что все еще в моих руках. Прежде Джуффин то и дело твердил, что я – Вершитель, а значит, все будет так, как я захочу. Да я и сам неоднократно получал наглядные подтверждения этой дикой теории. Правда, старый шериф Кеттари, сэр Махи Аинти, как-то объяснил мне, что желания мои исполняются «рано или поздно, так или иначе – чувствуешь разницу?» Еще бы я ее не чувствовал! Но поскольку сэра Махи я, скорее всего, выдумал, его утверждение, скорее всего, можно было игнорировать…
В общем, я решил, что пришло время как следует «захотеть». Сейчас я и сам понимаю, насколько нелепо это звучит, но ведь и попытка утопающего вцепиться в хрупкую скользкую камышинку – не самый мудрый поступок…
– Я хочу, чтобы все было… – сказал я вслух и запнулся, потому что не мог сформулировать: как именно все должно быть. – …Как раньше! – наконец неуверенно закончил я.
Я поразился тому, сколь жалобным, оказывается, может быть мой собственный голос. Словно у первоклассника, получившего первую в своей коротенькой жизни двойку. И как, оказывается, мало нужно, чтобы довести меня до столь плачевного состояния: пара-тройка «задушевных» разговоров с хорошими людьми – всего-то!
Мне стало стыдно за свое идиотское поведение: совершенно ясно, что жалобный лепет делу не поможет. Писком судьбу, пожалуй, не проймешь…
Я остановил амобилер на какой-то узенькой улочке, положил голову на руки, закрыл глаза и постарался сосредоточиться. Я еще надеялся, что все-таки смогу найти в себе силы перекроить внезапно исказившуюся реальность.
Разумеется, для этого требовалось не орать вслух всякую чепуху, а медленно и осторожно сплести паутину из собственных представлений о том, какой должна быть единственная и неповторимая человеческая жизнь. А потом аккуратно набросить эту сеть на притихшую реальность, уже готовую измениться… Никто не учил меня этой хитроумной волшбе, но я откуда-то знал, что и как следует делать. Эх, знать-то я знал, но…
Как и следовало ожидать, у меня ничего не вышло. Я физически ощущал, что зашел в тупик. Создавалось впечатление, что, если протянуть руку в темноту, притаившуюся под моими веками, я смогу потрогать стену, в которую уперся. Я даже знал, что стена эта окажется холодной и влажной – от слез моих многочисленных предшественников, надо полагать…
«Ладно, – внезапно решил я. – Чем хуже, тем лучше. Гори все огнем!»
Я взялся за рычаг и зачем-то поехал в Дом у Моста, испытывая равнодушное отвращение к необходимости как-то жить дальше.
Утешало лишь одно: не так уж много от меня осталось. Я, безумный дурак, почему-то остался в Ехо, но какая-то часть меня послушалась совета мудрого сэра Лонли-Локли и благополучно сделала ноги. Та самая дивная часть, которая являлась хранилищем моей неиссякаемой жизнерадостности и волшебной, неописуемой легкости, переполнявшей меня с тех пор, когда я впервые появился в Ехо.
Я настолько свыкся с этой чудесной легкостью, что теперь, когда она ушла, чувствовал себя старым, больным и разбитым. Даже на зеркало, висевшее в полутемном коридоре Управления, покосился со смутным опасением: я бы ничуть не удивился, обнаружив там сутулого, морщинистого старика. Но в моей внешности не произошло никаких перемен – по крайней мере, пока…
В Зале Общей Работы я увидел Мелифаро и Нумминориха и слегка оттаял. Эти ребята являлись крупными специалистами по поднятию моего настроения, и я с надеждой подумал: а вдруг и сейчас им это удастся?
