Людмила Минич - Ступени в вечность
Едва он расположился рядом, как адика начали «переговариваться». Если бы Маритха не слышала вчера иного, то подумала бы, что пронзительные вскрики, стенания и гудения — единственное, что они могут.
— Они говорят, что рады тебе, — коротко растолковал их долгую «речь» Аркаис.
— Я тоже рада, что тут побывать довелось, — искренне ответила Маритха.
Сын Тархи принял это безмолвно, но по мимолетному молчанию среди адика, да еще по тому, как закачались их головы, она поняла, что ответ передан. Правда, неясно, нужен ли он им. Может, надо что-то прибавить… ну, там поблагодарить за пристанище, за еду… еще что-нибудь…
Один из адика поднял руку. Все притихли, опустили глаза. Старик — Маритхе показалось, что это старик — принялся плавно покачиваться, потом запел, низко и уж очень протяжно. Может, это что-то вроде последнего привета?
Она обратилась в слух, стараясь не заснуть под заунывную песню, но скоро сон прошел, уступив место непонятной тревоге. Старик вещал про что-то важное, потому они и пришли сегодня. И это важное наполняло сердце ожиданием, самым большим за всю ее жизнь, и в то же время — отчаянием. Жуткая смесь. К концу длинной песни терпение Маритхи истощилось до того, что она готова была выпихнуть прочь песнопевцев и ринуться к Сыну Тархи за разъяснениями.
Старик закончил. Скорее на плохом для нее, чем на хорошем. Тут же адика упруго поднялись и вышли, девушка только и успела, что удивиться.
— Что это было? — спросила она Темного, и почему-то шепотом.
— Они сочли нужным поведать тебе то, что им открылось.
— А что открылось? Про что они?… — спешила Маритха.
— Не так все просто. Адика не говорят так, как мы. Они не понимают нашей речи, для них… — начал он, но девушка не вытерпела:
— Это все потом, а то я умру! Скажи, про что он пел!
— Я не знаю.
— И это все?! — взвыла Маритха. — Я тебе не верю!
— Имей терпение, — тихо сказал Аркаис, и она тут же притихла. — Я понял то, что понял, и попытаюсь тебе передать. Но прежде чем ты будешь толковать это знание, ибо я не возьмусь за это, тебе следует кое-что узнать о песнях адика.
Девушка принялась ковырять подстилку, на которой сидела. Ладно уж, только скорее!
— Так вот. Для них весь мир — это песня.
— Как для тебя? Великая Песня? — хмуро подхватила Маритха. Эка невидаль!
— Да. И нет. Тоже Великая Песня. Но слышат они иначе. И тоже до… известной глубины. Так же как и ви?дение. Два Ведателя, Маритха, могут увидеть на твоей Нити разное, хоть будут задаваться одним вопросом, смотреть в одно и то же место. Дар зависит только от силы, а само видение — от них самих.
— Ну и что?
Что-то непонятно. Пускай все так и есть, ей-то что?
— Видение часто приходит не прямо, а в образах, доступных моему пониманию. Оно не истинно, зато я могу его объять.
Девушка насторожилась. Впервые он говорил о том, что чего-то не может.
— Адика так же. Они слышат обрывки Великой Песни, доступные им. Сами же они живут, внимая ей, а не понимая. Их разум устроен по-другому. Они не передали ни одной целой мысли, которую прочитал бы Ведатель. Я бы сказал, что это не слова Великой Песни, а ее ощущение. И потому Ведатели плохо понимают адика… и лишь тогда, когда те перед ними открываются. Я же не стремлюсь понимать. Я ближе к ним, чем любой Ведатель, чем Раванга и любой из Великих. Я тоже слышу Великую Песню и внимаю ей. Но когда я слышу и внимаю, выразить словами невозможно, хоть я весьма изощрен в премудрости плетения словес.
Она мало что поняла. К чему нагромождать столько слов? Или он ей отводит глаза от главного?
— Так ты мне скажешь или нет?
— Не могу. Но я могу спеть тебе. По-своему. Ты сама поймаешь свою песню… и тогда поймешь. Или не поймешь.
— Ну почему не сказать два слова? А потом уж спеть, как полагается, — попыталась она еще раз, хотя обещание песни наполнило ее приятными предчувствиями и немного примирило с его раздражающим многословием.
— Что сказать? То, что пел ведущий? Или любой другой из них?
— Может, я и простой человек, но слышу хорошо! Я слышала, что пел только один!
— Пели все, каждый свое. Но ведущий придает песне стройность и гармонию, она возвращается в Великую Песню обновленной, и твоя судьба вместе с ней делается проще и гармоничнее, теряя некоторые созвучия, зато приобретая возможность иного исхода. Так совершается изменение. Речь идет об очень тонких вещах, о твоей внутренней сути, которой не видно даже мне. О скрытом глубоко внутри твоей Нити, куда не проникает взор. Ошибка ведущего, равно как и моя, может стоить тебе многого. Поэтому я не возьмусь толковать это знание. Это твое дело, и только твое. Если хочешь.
Маритха широко раскрыла глаза, даже не пытаясь понять это очередное откровение. Сообразила она только то, что каждый из адика пел и при этом рта не раскрывал. Как это у них получается?
— Они передают свою песню ведущему. Каждый. Тот слышит всех и сплетает в одно волокно, отсекает лишний шум, добавляет прозрачности и выразительности там, где можно. Усиливает то, что считает нужным. Итог ты слышала.
— Передает ведущему, — повторила она. — Песню. Яснее ясного…
— Адика едины. Я говорил тебе. Ты образчик человеческой натуры: слушаешь не только то, что хочешь, а еще и как хочешь.
— Ну, едины… Всегда вместе, что ли? По нескольку человек ходят, как эти?
Он вздохнул.
— Терпение так и не стало моим достоинством, Маритха.
Девушка прикусила язык, вдруг сообразив, что от упрямства даже не вслушивалась как следует в его слова, даже не пыталась понять, и он прекрасно это знает.
— Едины — как твои руки и ноги. Глаза. Пальцы. Все заняты разным, но все они — это ты. И все будут действовать согласованно, если ты побежишь от опасности. Не по отдельности, не в разные стороны.
Она хихикнула, представляя себе такое зрелище.
— Если с одним адика что-то случается, знают все. Если он умирает, умирает часть каждого, но у всех по-своему. Знание одного становится знанием всех, но каждый из адика слышит его по-своему. Вот почему они пришли все вместе. Каждый снова повторил то, что услышал сам, когда ты, наконец, развернулась, отвечая их песне, а ведущий лишь объединил. Я же слышал все два десятка голосов, однако ни один из них не сказал ничего определенного. Я готов передать тебе все, что от них услышал, ибо сейчас не уверен, что ведущий прав, а ты решай сама. Пойдем!
Он легко поднялся.
— Куда? — пробормотала Маритха, неловко привставая с подстилки.
— Туда, где все произошло. Это даст полноту.
Маритха засеменила за ним на затекших от долгого сидения ногах, гадая, что значили последние слова.
