Юлия Латынина - Колдуны и министры
Киссур подождал часок, и вскоре белая птица с шумом и ревом села на бетонную полосу на пустынном острове у края земли, таком холодном и далеком, что, наверное, при восходе солнца здесь был слышен скрип подземных ворот и фырканье огненного коня. Киссур выпрыгнул из стального брюха, и увидел, что Ванвейлен стоит прямо на границе между бетоном и травой, а ветер яростно трепет его серый плащ.
Они неторопливо пошли по дорожке к круглому куполу, вырастающему из земли на расстоянии в три полета стрелы. Ванвейлен говорил, а Киссур молчал и слушал. У дверей купола их ждал еще один человек. У него были глаза цвета гранита, и его высокий лоб весь собрался в морщины. Он выглядел очень непривычно в чистой черной одежде без украшений и пуговиц. Киссур остановился, оглядел его с головы до ног и произнес:
– Здравствуйте, господин Нан.
Ванвейлен тут же просунулся между двумя первыми министрами и произнес:
– Господин Нан приложил большие старания, чтобы втянуть меня в это дело. Без него бы меня здесь не было.
Нан поклонился Киссуру и сказал:
– Вас не шокирует мое появление в качестве… чужеземца?
– Я тоже варвар по происхождению, – ответил Киссур. – Что же удивительного в том, что чужеземцы верно служат империи? Разве в ойкумене когда-либо обращали внимание, откуда чиновник родом?
Ванвейлен, за спиной Киссура, нервно усмехнулся. Он подошел к дверям, и они разъехались сами собой. В то мгновение, когда Нан и Киссур, один за другим, вошли в холл, Киссур быстро наклонился к уху Нана и прошептал:
– Между нами есть еще одно сходство.
– Какое?
– Когда мне показалось, что империя погибает, я позвал на помощь моих соплеменников. И вы сделали то же самое. И вы знаете, – прошел целый год, прежде чем я понял, что нет более верного способа погубить империю, нежели позвать на помощь варваров.
Нан дико глянул на Киссура.
* * *Через несколько минут они оказались в комнате без камня, без глины и без бревен. В ней были белые стены и стальные столы. В комнате стояло несколько людей, и в кресле на больших колесиках сидел Арфарра, а бок-о-бок с ним, – самозванный Арфарра, Ханалаев проповедник. Они довольно мирно беседовали.
Все расселись. Киссуру представили остальных чужеземцев, и тут окончательно стало ясно, что Ванвейлен – господин всех этих людей. Только один, по фамилии Белински, отрекомендовался как глава правительственной комиссии и человек независимый, но по его поведению это было незаметно.
Первым говорил этот Белински. Он говорил долго и с удовольствием, и минут через пятнадцать Киссур не выдержал:
– Словом, вы решили ни во что не вмешиваться.
– Известные трудности, связанные с быстрым принятием решений… – начал тот.
– Цыц! – сказал Киссур. – Государь Иршахчан за такую длинную речь укоротил бы вас на голову.
Упоминание о государе Иршахчане видимо смутило присутствующих. Киссур повернулся к Ванвейлену:
– Значит, люди ойкумены по-прежнему будут убивать друг друга, когда вашим чиновникам достаточно шевельнуть плавником?
Ванвейлен слегка побледнел:
– Нет, не по-прежнему, – сказал он.
– Что значит – не по-прежнему?
– Видите ли, – мы прилетели сюда три дня назад, связались с Бьернссоном, который построил очень остроумный передатчик… – тут Ванвейлен кивнул в сторону яшмового аравана.
– Мы рассчитывали на то, что господин Нан незаметно для всех явится в столицу, планировали тайные переговоры. И вдруг Бьернссон сообщает нам, что, если хотим иметь дело с живым Арфаррой, у нас совершенно нет времени. Наше открытое появление все изменило.
– Бросьте, – усмехнулся Киссур, – сейчас ойкумена переполнена колдунами. Одним чудом больше, или меньше – это совершенно неважно.
– Для ойкумены – неважно, – объяснил Ванвейлен, – а для нашей Федерации – важно. Кошку выпустили из мешка. И теперь, пока законодатели будут выяснять, может или не может одно государство вмешиваться в дела другого государства, предприимчивые люди будут продавать оружие всем, кто за него заплатит. Покупателей много, рынок большой. Так что, я думаю, через полгода число участников гражданской войны не уменьшится, а вот вооружены они будут совсем по-другому.
Киссур нахмурился.
– Вы заметили, – спросил Ванвейлен, – что, когда год назад вы стали использовать порох и даже динамит, они отнюдь не положили конец войне, а просто увеличили количество жертв. А у нас есть штучки посильнее динамита – вы даже представить себе не можете, насколько сильнее…
– Могу, – сказал Киссур. – Господин Арфарра как-то сказал мне, что все в истории ойкумены знало расцвет и закат: и право, и ученость, и свобода: одно только оружие совершенствовалось и совершенствовалось. И что самое страшное оружие изобретают самые мирные народы.
– Ну вот, – кивнул Ванвейлен, – тогда представьте себе, что будет, когда наш мирный народ начнет продавать оружие всем, кто за него заплатит… То есть будут, конечно, запреты…
– Знаю я, – быстро сказал Киссур, – зачем нужны запреты на торговлю: чтобы те, кто запретил, получали именные калачи от тех, кто торгует.
– Вздор, – проговорил один из чужеземцев на неплохом вейском. – Вы сможете договориться между собой. История учит, что люди всегда договариваются между собой, так как это взаимовыгодно. В этом и состоит историческая необходимость.
– Боюсь, Мэнни, – засмеялся откуда-то сбоку Нан, – что на данном историческом этапе историческая необходимость торжествует лишь чудом.
Кто-то фыркнул, а Киссур сказал:
– Так устройте чудо, господин Ванвейлен!
– Зачем? – возразил Ванвейлен. – Как вы сами заметили, чудеса в ойкумене происходят повсеместо. В области волшебства – гиперинфляция. У вас на единицу населения больше пророков, чем у нас – репортеров, врут они примерно также, и по утверждению каждой из противоборствующих сторон, войска противника изготовлены из бобов и шелковых обрезков…
– Вздор, – перебил Киссур, – я не о простых чудесах говорю. Но вот, допустим, когда четверть века назад вольный город Ламасса восстал против государя, господин Арфарра взорвал построенную им дамбу. Полгорода вымело в реку, а остальные ужаснулись гневу Золотого Государя и прекратили бунтовать. Уничтожьте Ханалая, – вот это будет убедительное чудо!
Тот, которого назвали Менни, снисходительно откашлялся и произнес:
– Вы, молодой человек, несколько упрощенно мыслите. Ханалай – это не один человек, это целая организация. На его место встанут другие – Чареника, Ханда…
– Тю, – удивился Киссур, – вы меня неправильно поняли. Одного Ханалая я вам и сам безо всякого чуда убить смогу. Я и имел в виду выполоть весь лагерь, чтобы там на пять верст не осталось целого колоса. Вот тогда ближние бунтовщики пропадут, а дальние смутятся.
