Юлия Латынина - Колдуны и министры
Ванвейлен откинулся на спинку стула. Молодой человек возившийся в глубине комнатки, от изумления уронил на пол стеклянную трубочку, зачарованно потянулся и выкинул ее в корзинку для мусора.
– Так что же, – спросил Арфарра, – пошлет ваше правительство сюда войска или нет?
– Нет, – сказал Ванвейлен.
– Тогда, – спокойно сказал Арфарра, – не стоило вам снимать меня с тех ворот.
Врач, всплеснув руками, с возмущением ткнул в один из ларчиков, который вдруг заорал, пронзительно и гнусно, и затявкал на Ванвейлена на птичьем языке.
– Ну разумеется, – ответил Ванвейлен по-вейски. – Если б после двадцатипятилетней разлуки мы говорили б о достоинствах инисских вышивок, советник волновался б не в пример меньше.
– Всему виною, – улыбаясь, проговорил Арфарра, – мое собственное неразумие. Я как старый ребенок, – нет-нет да и размечтаюсь о рае. Разве трудно мне было сообразить, что господин Ванвейлен опять, как и четверть века назад – не чиновник, а частное лицо?
– Я не просто частное лицо, – сказал Ванвейлен. – Я владелец крупнейшей корпорации, и, поверьте, моя компания имеет годовой доход больший, нежели страна, в которой она зарегистрирована. Я занимаюсь космической техникой, приборостроением и оружием. Нефтью – на новых планетах… Вы правы – ни одна страна не будет помогать вам по-настоящему. В лучшем случае пришлют любопытных корреспондентов и тысячу банок тушенки, которые были б прекрасным поводом для драки, если б кто-нибудь на Вее еще нуждался в поводе для драки… Я – готов помочь.
– Почему? – спросил Арфарра.
– Четверть века назад, – сказал Ванвейлен, – я был человеком без гроша в кармане. Вы меня кое-чему научили. Долг платежом красен.
Арффарра молчал. Четверть века назад он бы непременно сказал, что такие вещи, которым он мог научить Ванвейлена, можно делать только для выгоды государства; а сделанные для личной выгоды, они называются преступлениями. Теперь он этого не сказал, а чуть вздохнул и ответил:
– Вы лжете. Вы не отдаете долг милосердия. Вы вкладываете капитал.
– Конечно, – сказал Ванвейлен. – Милосердные люди огранизовывают комиссии и комитеты. Милосердные люди суют нищему в руку миску с супом. Им главное – утвердить собственное благородство с помощью этого супа, а что будет с нищим через неделю, им все равно. Им даже хочется, чтобы он остался нищим и чтобы можно было второй раз самоутвердится за счет нищего, подав ему миску супа. А немилосердные люди создают компании. Они вкладывают капитал, – и они расшибутся, чтобы этот нищий встал на ноги и возместил им затраты.
– Проще говоря, – сказал Арфарра, – ваша корпорация покупает империю. С домами, садами, дворцами и подданными. И на этом условии вы согласны оберегать свое имущество.
– Можно сказать и так, – согласился Клайд Ванвейлен.
– Вы очень торопитесь. Стало быть, кроме вас, если и другие покупатели?
– Кроме вас, – ответил Ванвейлен, – есть и другие продавцы.
Наступило долгое молчание.
– Что же, – проговорил Арфарра, – мы можем сделать?
Ванвейлен повернул голову к врачу и сказал:
– Будьте добры, оставьте нас. И позовите Стрейтона.
Врач прикрыл дверь и ушел.
Через два часа он вернулся. Совещание, видимо, было закончено. Оба землянина сидели подле чиновника и прятали друг от друга глаза.
– Это, – промолвил Арфарра, – будет самой омерзительной проделкой в моей жизни.
Стрейтон невозмутимо откинулся на спинку стула. Ванвейлен улыбнулся и сказал:
– Предложите что-нибудь получше.
Они повернулись и вышли. Врач подошел к постели и увидел, что чиновник плачет. Врач некоторое время смотрел на Арфарру, а потом сделал старику укол. Тот закрыл глаза и заснул. Врач тихонько растворил окно и задернул занавески. В комнате пахло так, как пахнет, когда трое людей задумали в ней какую-то чрезвычайную гадость.
* * *Эту ночь Киссур спал глубоко и спокойно. Ханадар Сушеный Финик разбудил его на рассвете. Они поднялись на стену и увидели, что на другом берегу реки собралось уже не меньше трех тысяч человек. На мосту над вчерашними мертвецами старались птички. У поросшей мхом башни пятеро дружинников Киссура сидели и смотрели, как товарищ их печет лепешки из монастырской муки. Рядом лежал целый сноп стрел, – дружинники собрали их ночью у подножья стен.
Тут в верховьях реки послышались крики. Киссур обернулся: это лодка с солдатами Ханалая распоролась о бамбуковые колья, вбитые еще для вчерашних барж, люди посыпались в воду, как горох. Ханадар Сушеный Финик подождал, пока течение снесет их начальника в красном кафтане поближе к мосту, натянул лук и выстрелил. Красный кафтан нырнул и обратно не вынырнул.
Тесто наконец пропеклось: Киссур с дружинниками сели в кружок и стали есть лепешки, заворачивая в них копченое мясо. Датти Зеленые Глаза принес из монастырского погреба вяленую дыню.
– Сдается мне, – сказал Датти, тыча пальцем в сторону дамбы, – что не пройдет и часа, как все эти люди явятся сюда спросить, отчего мы так долго замешкались на этом свете, и нам надо подкрепиться, чтобы поддержать с ними занимательную беседу.
– Не такая уж это будет занимательная беседа, – возразил Ханадар Сушеный Финик, – стены у храма деревянные, и после того, как они сожгут стены, мы не убьем и сорока человек.
– Помолчи, – отозвался Киссур, – ты уже убил того, кого хотел.
Час шел за часом: народу на гребешке дамбы становилось все больше, но беседа не начиналась.
Наконец приехал еще один командир Ханалая. С ним была тысяча человек, пушечка и колдун. Пушечку установили напротив стен и начали садить из нее ядрами, полагая, что если разбить стены, люди Киссура не смогут стрелять по мосту, и дело можно будет считать законченным, а колдун сделал небольшой стожок для колдовства и начал на нем плясать.
Вскоре послышался треск, как будто с неба содрали шкурку, вдали показалось какое-то облачко и стало быстро расти. Сушеный Финик, который был зорче других, увидел, что это белая птица. У птицы было два крыла сбоку и одно сверху. Правое крыло у птицы было с красной полосой, а левое – с синей полосой. На другом берегу обрадовались, а Сушеный Финик закричал Киссуру:
– Клянусь божьим зобом! Когда твой отец умирал, за его душою явилось тринадцать огненных колесниц, запряженных восьмикрылыми конями! Неужели этот колдун думает, что мы испугаемся этакого щегла?
– Великий Вей, – отвечал, поглядев, Киссур, – я уже видал эту тварь на картинке, и я не думаю, что это из-за колдуна.
В этот миг ядро из пушечки попало в угловую башню, и осколками тяжело ранило двоих дружинников. А другое, начиненное фосфором и серой, влетело в деревянную голубятню, и та загорелась.
