Град разбитых надежд (СИ) - "Сумеречный Эльф / Сумеречный_Эльф"

Но Энн как будто тоже хотела просто повеселиться и отдохнуть. Она сменила свой извечный серый костюм охотницы на воздушное бирюзовое платье чуть выше щиколоток. Наверное, истратила на него все, что ей выплатили за потерю руки, обрубок которой ныне аккуратно скрывала легкая шелковая шаль, вышитая бисером.

— Ух, и скучища в Академии, — бойко что-то рассказывала Энн Уману и Ли. Батлер же шел немного отрешенно, задумчиво теребя бакенбарды, в которых появилось несколько седых ниточек.

Сразу после тайной женитьбы друг выглядел неестественно счастливым, пьяным от немыслимой радости, а теперь как будто постарел на несколько лет, словно что-то его тяготило. Хотелось надеяться, что это Батлера просто немного вымотала новая мирная жизнь — заботы о маленькой дочке, смена быта, открытие своего дела. С момента ухода из Цитадели они почти не общались, и в театр его, похоже, вытащила только неугомонная Энн.

— Батлер! — окликнул его Уман, когда компания входила в распахнутые двери театра и предъявляла билеты. — А почему ты без Иды? Неужели не нашли, с кем младенца оставить?

— Но ведь это места для охотников, — растерянно поглядел на латунную табличку Батлер.

— И что? Ты ведь тоже теперь не охотник. Я пригласил вас как старых друзей, — хохотнул Уман.

— Мы польщены, — сдержанно отозвался Батлер и отчего-то втянул голову в плечи.

— Пойдемте! Уже скоро начнется! — окрыленно возвещал Ли, влетая в широкие двери. — О да! Как я мечтал подняться по этой лестнице!

— Как дитя малое, честное слово, — рассмеялась Энн. — Ты точно уже выпускник академии, мальчик?

— Вы что же, не видите, как здесь чудесно? А эта роспись? А эти зеркала?

Конечно, внутреннее убранство театра поражало красотой и богатством, но Джоэл не ощущал ничего необычного. Да, они и впрямь поднимались по шикарной мраморной лестнице, устланной бархатистой ковровой дорожкой рубинового оттенка, а по стенам мерцали начищенные зеркала, отражавшие свет электрических лампочек. Давно же не приходилось погружаться в такую роскошь, разве что во снах, где он танцевал с Джолин в жутковатом имении. Но в таких видения всякая красота оборачивалась уродством.

— Великолепно! — срываясь то на возгласы, то на шепот, восхищенно отзывался Ли. Его восторг вызывали и позолоченные канделябры, и пухлые фигуры крылатых малышей, и расписной плафон зала. Изображал он некий сюжет из мифологии, символично прославлявший искусство. Все фигуры — вычурно красивые женщины и мужчины — танцевали или играли на различных инструментах, вокруг них вились лепестки цветов, и вся картина дышала весельем и покоем. Настоящим весельем, которое умели испытывать люди до пришествия Хаоса, до тех времен, когда после любого праздника могли последовать поминки из-за очередного превращения, которое для охотников оставалось лишь унылой частью работы.

«Нет, я же пришел отдыхать. Зачем сейчас об этом?» — подумал Джоэл, боком продвигаясь к своему месту.

— В партере. Надо же, дамам можно в партер. А раньше-то все только в ложах сидели. Наконец-то прогресс ушел достаточно далеко, — мрачновато осклабилась Энн, занимая свое место в пятом ряду по центру, где они все и расположились. — Хотя… я и не дама, какие носят фамильные бриллианты.

— Но прогресс в любом случае хорошо, — оживленно закивал Ли, а Джоэл заметил, что их подруга словно ищет повод кого-то поддеть или спровоцировать.

— Что ж, Уман, эффектный жест, — продолжала она. — В карты с тобой уже не сыграем, по статусу не дотянули, так вот хоть в театр собрались.

— Можно подумать, тебе в карты понравилось бы больше, чем выбраться в одно из немногих красивых мест, уцелевших в Вермело, — обиженно отреагировал Ли, а Уман оставался неизменно благодушным:

— Отчего же, можно и в карты как-нибудь сыграть. Времени все только не найдем. Видишь, как нас жизнь всех по разным углам города раскидывает. Только Ли с Джоэлом по-старому рядом, плечом к плечу. Верные соратники Цитадели.

Похоже, в этот вечер он соглашался терпеть любые нападки и колкости. Возможно, он ощущал некоторую вину перед Энн. Как и они все. Джоэлу иногда казалось, что его прокушенная нога — это своего рода плата за то, что он уговорил Энн перейти из службы в академии на оперативную работу. Но подругу как будто терзало что-то иное, хотя она и утверждала, что больше всего ее мучает скука.

— Ну, все, тихо, уже! Начинается! — шикнул Ли, когда алый занавес перед обширной сценой подернулся глубокими складками и пополз в сторону. Чуть раньше оркестр залился громкой мелодичной увертюрой.

— Да-да, тихо. Первая ария будет Сюзанны, — со знанием дела заявил тихо Уман, словно наизусть знал спектакль. Джоэл мельком читал в афише, что обещается нечто веселенькое, вопреки классическому определению старинной оперы: по понятным причинам в Вермело запретили все формы искусства, призванные пугать или вызывать печаль. Надеялись так избавить людей от дурных снов и опасности превращений. Но, похоже, только убивали искусство.

Впрочем, и Ли, и Уман хорошо отзывались об известном спектакле, который рассказывал о дальних странствия, приключениях, чудесном воссоединении семьи и свадьбе в конце — словом, обо всем, чего был лишен Вермело. Град, где не случались чудеса.

«Слишком безмятежно. Так, что даже не веришь, что так могло когда-то быть. Здесь придворных интриганов легко вычисляют и комично наказывают, а любой намек на драму сглаживается кривляньями. Ли говорит, что в опере важно, как поют, а не о чем поют. Ему виднее», — размышлял Джоэл, глядя, как дородная дама в пудреном парике и пышном белом платье медленно шествует между декораций старинного интерьера.

— Эх, хороша Сюзанна сегодня, — тихонько шептал Уман, пристально наблюдая за примадонной. — Как и всегда. Хороша!

Пела некая Сюзанна и впрямь умело, технично. Невероятные кульбиты ее голоса напоминали показательные заковыристые приемы фехтования, которые никогда не применялись в процессе настоящей охоты, но смотрелись красиво. Джолин, конечно, не сумела бы вытянуть такие высокие ноты, зато в ее тихом пении отпечатывалась сама ее суть, душа. Сравнивать их не стоило.

— Ты увлечен примадонной? — заметил Джоэл, пытаясь подшутить, как в старые времена. Хотя он быстро прикусил язык, вспоминая, что не умеет, да и рядом сидит с ним Верховный Охотник.

— Увлечен? — Уман так громко рассмеялся, что на него вопросительно обернулись два следующих ряда, но продолжил он тихо: — У нас четверо детей, три дочери и сын, младший. Да… увлечен! Уже двенадцать лет. И только ей. Моей Сюзанной.

Ли согнулся пополам от беззвучного хохота, Энн скривилась, Батлер изумленно промолчал, непонимающе хлопая глазами. А Джоэл в очередной раз почувствовал себя идиотом, который ничего не видит и ничего не знает, хотя чуть ли не каждый день раскрывает преступления и предотвращает запутанные заговоры. Но при этом не замечает, что творится у него под носом. Или он просто слишком давно привык не слушать сплетни о друзьях.

«Четверо детей… в голове не укладывается! А всем остальным, значит, нельзя? — молча поразился Джоэл. — Интересно, как и когда эта Сюзанна стала примадонной? Не достаются ли ей главные роли только за то, что она с Верховным Охотником? Против него-то вряд ли пойдут люди искусства. Но двенадцать лет… Хорошо же они скрывались».

Спектакль тянулся, Ли завороженно слушал, Уман любовался своей Сюзанной, как влюбленный мальчишка. И это спустя двенадцать лет! Верховный Охотник удивлял все больше с каждым нежданным открытием. Пока что мнение о нем менялось не в худшую сторону и это, пожалуй, радовало.

— Эх, хорош Королевский Театр! Как бы сюда абонемент получить, — ворковал Ли после спектакля. Он встал, пошатываясь от счастья, не переставая громогласно аплодировать, вторя всему залу.

— Да никак, с нашей-то работой, — одернул его Джоэл. В целом, он тоже на какое-то время погрузился в вымышленный мир спектакля и даже по большей части разобрал, о чем пели. Но все же странная обида на Умана не давала покоя. Двенадцать лет назад они еще считались друзьями, но он уже тогда копил противоречивые тайны.