Андрэ Нортон - Мастер зверей. Бог грома. Бархатные тени
При всей грубости исполнения, в рисунке была мрачная сила, словно он был изготовлен с темными целями. Под рисунком шла краткая подпись по-французски: «Сегодня в девять».
Я отложила рисунок в сторону, и стала складывать вместе разорванные клочки. Почерк на них был настолько оригинальный, что у меня возникло чувство, будто я уже видела его прежде, но не могла вспомнить, когда и где. Здесь тоже была единственная короткая фраза, но по-английски: «Удовлетворитесь, потому что больше не будет».
— Мисс Тамарис… — Фентон вышла из ванной, держа в руках бутылочку. — Я была права, — торжествующе заявила она. — Это краска для кожи…
Выходит, Викторина и вправду спланировала все это. И скомканный рисунок…
В моей памяти встала мысленная картина: официант в «Пуделе», падающий ей носовой платок. Как быстро она смяла его и сунула за манжету! В ресторане… тот молодой человек, которого я видела — неужели он нарисовал эту страшноватую картинку и переслал ее Викторине прямо на глазах ее брата? Значит это был, тот самый Кристоф Д’Лис, что балуется вуду? А рисунок — знак принуждения этого злобного культа? Теперь события связывались в единую цепь, хотя это были, конечно, одни предположения.
Когда Амели поправится, ее следует осторожно расспросить. А до тех пор ее следовало охранять. Если ей умышленно дали огромную дозу наркотика, она все еще может быть в опасности. Но это выглядело уже слишком мелодраматично. Я не могла поверить, что Викторина способна на хладнокровное убийство. Она, должно быть, не рассчитала дозу какого-то зелья, которое волей или неволей проглотила Амели. Не следовало придумывать лишних ужасов.
Когда Фентон ставила передо мной бутылочку, широкий рукав ее платья задел небольшую стопку записок, и они посыпались на пол. Все они были с пожеланиями быстрого выздоровления. Вчера их принесла миссис Дивз, настаивавшая, чтобы Викторина ответила на каждую.
Среди них был кремово-белый листок, который привлек мое внимание. Я положила его рядом с обрывками, вынутыми из корзинки, и принялась сравнивать их между собой. Для меня не осталось сомнения, что обе записки написаны одной рукой.
Пожелания были выражены в совершенно формальных выражениях, а подписана она была… миссис Билл!
— Что такое, мисс? — Фентон собирала остальные записки. — Вы что-то нашли?
— Ничего, что я могла бы понять, — призналась я.
Потом я велела Фентон принести большой конверт с моего собственного стола. В него я вложила записку от миссис Билл и обрывки из корзины для бумаг. Я уже почти запечатала его, когда увидела полуобгорелый клочок из камина, о котором совершенно забыла. Порошок следовало отдать доктору Бичу, но сейчас было слишком поздно. Я вложила его в тот же конверт, и написала на нем имя Алена.
Рисунок я сохранила, потому что хотела уличить Амели, когда она проснется. Голова у меня жестоко болела, я отчаянно устала. Однако в то же время во мне билась какая-то лихорадочная энергия.
Теперь следовало встретиться с миссис Дивз и узнать, получила ли она ответ на свою телеграмму. Долго ли нам придется ждать Алена? У меня и понятия не было о расстояниях. И где-то будет Викторина, когда он приедет? Надо было делать хоть что-то!
— Мисс Тамарис, — Фентон отвлекла мое внимание от мрачных мыслей. — Послушайте… почему бы вам теперь не отдохнуть? Если все равно нет никакого следа к мисс Викторине…
Я покачала головой, хорошо сознавая свою тупость и растерянность.
— След должен быть, Фентон, должен! Или я не знаю, что может случиться. У нее, — я кивнула на Амели, — может быть ключ ко всему. Ее нельзя оставлять одну. Прошу тебя, Фентон, пожалуйста, присмотри за ней, и позови меня в ту же минуту, как она очнется!
Она согласилась с видимой неохотой. Но когда я добавила, что она — единственная, кому я могу это доверить, Фентон смягчилась. Почему она принимала так близко к сердцу мои дела, я не знала, но чувствовала за это глубокую признательность.
Вернувшись к себе в комнату, я положила конверт для Алена на видное место на столе. При этом я услышала шорох, встревоживший меня. В комнату без стука проскользнула Сабмит. Ее тускло-коричневое платье горничной было полускрыто шалью, она надела старомодный чепец, надвинув его так, что он почти закрывал ее лицо.
— Что ты здесь делаешь?
После сцены в комнате Викторины я склонна была относиться к этой девушке с некоторой опаской, уверенная, что она знает нечто, чем не хочет поделиться. Теперь же, к моему удивлению и глубочайшей неловкости, она приложила палец к губам, призывая к молчанию, выпростала из-под шали руку, сжимающую конверт и протянула его мне.
Викторина! Таким образом она, должно быть, пытается связаться со мной! Единственно с этой мыслью я быстро схватила послание и разорвала конверт. Однако письмо оказалось совсем от другой женщины.
«Если вам нужна помощь в поисках вашей пропажи, не исключено, что нижеподписавшаяся сумеет ее оказать. Ступайте с Сабмит, поскольку наша встреча должна быть приватной, и она послужит вам проводником».
Этот напыщенный слог сам по себе был странным. Однако подпись удивила меня еще больше: «Мэри Элен Смит».
12
Загадочная «Мэмми Плезант», на которую миссис Дивз навесила ярлык «дьявол», против кого предостерегал меня мистер Кантрелл, но которую уважал мой отец. Уже второй раз она предлагала мне помощь, и теперь я положила на весы собственные воспоминания против вспышки миссис Дивз и двусмысленных слов мистера Кантрелла. Я предпочла поверить воспоминаниям.
— Куда мы пойдем? — спросила я служанку.
— В ее дом — на Вашингтон-стрит, — Сабмит спрятала руки под шалью.
Вот так я сделала свой выбор… возможно, глупый и поспешный. Но мне это казалось тем самым шансом, о котором я молила с тех самых пор, как обнаружила исчезновение Викторины.
Я положила записку на стол, рядом с конвертом, адресованным Алену, и схватила шляпу и плащ.
Хотя на улице не было удушающего тумана, легкая морось заставила меня плотнее закутаться в плащ. Мы вышли из отеля через служебный выход, по задним коридорам. Там нас уже ждал наемный экипаж, и я вскарабкалась в его затхлое нутро, пропахшее лошадиным потом и застарелым табачным дымом. Хотя Сабмит не давала кучеру никаких указаний, экипаж двинулся сразу же, как только мы уселись.
Я забилась на сиденье по возможности дальше от окна. Плохая погода — хорошее укрытие: на улице и на тротуарах почти никого не было. Однако у меня было странное чувство, будто за мной следят. Сабмит, казалось, разделяла мои чувства: она скорчилась в своем углу. Я страстно желала расспросить о цели нашей поездки, о женщине, приславшей мне письмо, но какой-то инстинкт говорил мне, что девушка не ответит.