Наталья Корнева - Ювелир. Тень Серафима
- Это я уже понял, - без тени улыбки произнес сильф.
- Мир не был ко мне ласков. Да, теперь я могу позаботиться о себе. Делать это лучше под маской беззащитности, к которой мужчины привыкли, и которая не пугает и не настораживает их.
- Прошу, не нужно оправдываться, - тихо произнес ювелир. - Я действительно верю тебе. Но не я виновен в горечах твоей судьбы.
- Лжешь! - не унималась София, распаляясь всё больше. - Всё время лжешь! Ты думаешь, я совсем не умею чувствовать? Думаешь, я ничего не понимаю? Ты сам лишь использовал меня, ты сам ни на секунду не забывал о своей ненаглядной Моник!
Вот оно что. А он-то, эгоцентрист законченный, решил было, что это его использовали. Что, лучшая защита - нападение? А ведь он действительно поверил ей. Поверил, что у них что-то могло получиться. Грустно. Даже нет, не грустно - слово, которое могло бы точней описать его состояние, всё не приходило на ум. Возможно, его стоило придумать.
- Я не хотел обидеть тебя, София. Прости.
Впервые сегодня он назвал её по имени. Прежде сладкое, имя царапнуло гортань, как высохший черствый хлеб. Неприятное ощущение.
- Конечно, ты никогда не признаешься в этом, - желчно выпалила девушка. Глаза ее сверкали, как драгоценности, делая её еще более привлекательной. - Ты ведь у нас непогрешим! Совестливый вор! Щепетильный убийца, боящийся запачкаться кровью! Когда ты снимешь уже свою лицемерную маску и перестанешь прятаться за убеждениями, которых не разделяешь? Сколько можно врать? Сколько можно воротить нос от самого себя? Сколько еще смертей тебе нужно, чтобы понять? Признайся самому себе: ты не человек. Ты почти... почти человек, но всё же ты никогда не поймешь нас. Тебе здесь не место. Примирись со своей сутью, с темной природой нелюдя, и уходи. Убей меня, если хочешь, - и уходи. Ты чужак.
- Ну, в конце концов, ты тоже не совсем человек, - не вполне согласился Себастьян, помимо воли задетый этими словами, заточенными, как лезвия. - Я не верю в силу человеческой крови, которой бредит Альбер. Скорее всего, эти мутации - отдаленные последствия связей с другими расами, которым случайно удалось закрепиться. Ты проецируешь на меня собственные страхи. Вы такие же полукровки, как...
- Я не такая, как ты! - отчаянно замотала головой Искаженная, тяжело дыша от крайней степени волнения. - Да, Альбер дурак, и это подтверждает то, что он не сумел спасти нас, как и предсказывал мой бедный отец. Судя по той информации, что стала мне известна, не менее девяти десятых Искаженных Ледума были найдены и казнены инквизиторами во время недавней резни. Но они не заслуживали смерти, а ты... Ты - мерзкая ошибка природы! Ты словно проклят, ювелир. Куда бы ты ни шел, везде за тобою тянется кровавый след. Посмотри на свои руки - на них кровь, кровь многих, ушедших в небытие. Ты знаешь это и сам, и потому тебе невыносима жизнь, которую ты ведешь. Я помогла тебе пережить еще немного дней, я была твоим лекарством от реальности, может быть, немного горьким. Но я не была Моник... и за это ты возненавидел меня. Возможно, ты не разделяешь любви и ненависти. Что ж, в таком случае, Моник ты ненавидишь сильнее.
Ювелир печально улыбнулся. Слова. Как много слов. В этом вся София. Даже сейчас она заставила его извиняться, и разговор, которого он ждал с замиранием сердца, превратился в пошлое выяснение отношений, в обыкновенную свару бывших любовников. Себастьяну не хотелось говорить. Не хотелось ничего произносить вслух, формулировать, нагромождать бессмысленности и банальности. Не хотелось терять, ломать что-то и без того слишком хрупкое. Не хотелось пробовать на вкус эту боль.
Значит, пора заканчивать самозабвенно делать всё выше перечисленное. И без того пил он тоску большими, жадными глотками.
- Прости, мое время на исходе, - без всякого выражения произнес сильф. Он словно был уже не здесь. - Я должен исполнить заказ прежде, чем будет слишком поздно требовать гонорар. В общем-то, дело закончено. Я, как всегда, оказался на высоте. Осталось отдать камень и успеть предупредить заказчика прежде, чем он будет мертв... прежде, чем твой сиятельный покровитель, которому ты и твой отец продались с потрохами, вновь попытается прикончить своего высочайшего повелителя.
- Что? - красивые глаза девицы застыли и расширились - от удивления и настоящего страха. Похоже, искренние, подлинные эмоции. Это что-то новое - такого сильф еще не видел. - Так ты всё знаешь?
- Да, - как ни странно, Себастьян не ощутил удовлетворения от этого эффектного разоблачения. Нет, не стоило всё-таки приходить сюда. Какой же он всё-таки глупец! - Я нашел подброшенный тобой шерл и сложил куски нехитрой мозаики. Ты явилась ко мне сразу же после разговора с Кристофером, и камень уже был у тебя. В тот вечер о теме нашего разговора и моем расследовании, которое только должно было начаться, еще никто не знал. Исключая самого господина премьера, вернее, тогда еще просто главу ювелиров. Он отдал мне камень, который сам же и похитил, точнее, просто взял, пользуясь своим правом беспрепятственного доступа во все хранилища драгоценных камней. Преступник отдал мне улики, которые я должен был найти... Всё же он большой оригинал.
- Он опаснее, чем кажется, намного опаснее, - глухо сказала Искаженная, опустив руки. - Он убьет тебя.
- Он уже попытался, - невесело усмехнулся сильф, - и выбрал для этой цели лучшего. Похоже, он еще и перфекционист.
- И что теперь? - в горле Софии пересохло. - Что ты намерен делать?
- То, что и сказал. Я собираюсь выполнить заказ. Ничего больше.
- Тогда зачем ты явился сюда?! - яростно взвыла молодая женщина. Пальцы её дрожали, как во время припадка, ногтевые пластины побелели. - Зачем ты мучаешь меня? Зачем говоришь мне всё это?
И действительно - зачем? Сейчас ювелир и сам уже не знал ответа. О Изначальный, добро и зло - различить их подчас бывает непросто. Где проходит эта невидимая судьбоносная граница? Не иначе, как по самому сердцу. Не иначе, как лезвием бритвы.
- Не знаю, - честно ответил Серафим, ощущая, как разрозненные лучи его сознания безошибочно и четко сходятся в одной-единственной точке. Единой точке, которая была полнее, и глубже, и больше, чем вся вселенная. Сильф хорошо знал это особое состояние, однако удивляла та легкость, с которой он пришел в него сейчас. Та легкость, когда, после долгих и трудных лет практики, внезапно ты не только говоришь, но и думаешь на незнакомом языке. Та легкость, когда иллюзорные формы материи не могут более обмануть глаз, и перед взглядом величественно расстилается, предстает то, что единственно бытует реально. То, что вечно и не разрушается никогда, существует и не существует. То, против чего отчаянно восставала вся его человеческая сущность, и то, чего он не мог, не смел отрицать, как сильф.
