Михаил Крюков - Еретическое путешествие к точке невозврата
Вольфгер удивлённо посмотрел на своего обычно молчаливого и сдержанного спутника, от которого не ожидал так откровенно прорвавшейся тоски по дому.
— Прав ты, Карл, кругом прав, — со вздохом сказал он, — так я и сделаю. Вот доберёмся до Вартбурга, вещи соберём, и домой… А Фуггеру я напишу, что всё, мол, конец нашему анабазису…
— А что это — анабазис?
— Это из греческой истории, в переносном смысле — вроде как военный поход в земли, населённые врагами, — пояснил Вольфгер.
* * *Вартбурга путешественники достигли в полдень, но, против обыкновения, замковые ворота оказались запертыми.
— Что это они? — удивился Вольфгер. — Карл, постучи.
Карл громыхал в ворота рукоятью секиры до тех пор, пока в них со скрипом не открылось зарешёченное окошко.
— Чего шумим? Кто такие? Чего надо? — лениво спросил невидимый стражник.
— Открывай ворота, барон фон Экк приехал! — рявкнул Карл.
Вольфгер молча встал так, чтобы его можно было разглядеть через окошко.
— А-а-а, ваша милость, господин барон! — облегчённо воскликнул стражник, — с возвращением вас! И слуга ещё, значит, с вами, ага. Привет, Карл! Только уж не гневайтесь, пока господин комендант приказ не отдаст, я вас впустить не могу.
— Это ещё почему? Что за новые порядки?
— Не могу знать, господин барон, так уж герр комендант Берлепш приказал. Строго-настрого запретил держать ворота открытыми и пускать в замок без его самоличного разрешения. Да он сейчас сам сюда придёт, Ганс за ним побежал…
— Не пойму, чума, что ли, в Айзенахе? В замке все здоровы, не знаешь?
— Как есть, все здоровы, господин барон, — словоохотливо отвечал скучающий стражник, — и фройляйн Ута, и фройляйн Ала… Атала… ну, эта…
— Да понял я, понял, Алаэтэль, — досадливо прервал его Вольфгер, — а отец Иона как?
— Это монах-то? Здоров, видел я его вчерась, — ответил стражник. — И мастер Рупрехт здоров, только вот отмыться долго не мог, воняло, извиняюсь, от него…
— Чем воняло?!
— Дык яйцо его алхимическое… Сначала протухло, а потом и рвануло, да так, что двери вынесло. Ну и запах опять же. Это он сам так объяснил, когда заикаться перестал. Ох, вон и комендант поспешает, извиняйте, не положено мне на посту разговаривать!
Стражник быстро отошёл от ворот, не закрыв окошко, и Вольфгер услышал, как комендант сходу начал орать на своё воинство:
— Кто там?! Господин барон фон Экк?! Олухи! Немедленно впустить! Открыть ворота! Ну что стоишь, дубина?! Бросай алебарду, она тебе сейчас не понадобится, помогай Фрицу, ну!
Ворота медленно открылись, Вольфгер и Карл въехали в замок. За барбаканом их ждал взмокший от быстрой ходьбы и ругани комендант. Он снял шляпу и раскланялся, подметая камни мостовой уже изрядно посёкшимися орлиными перьями.
— Добро пожаловать в Вартбург, господин барон! Покорнейше прошу извинить моих остолопов за то, что они, ну, это, заставили вас ждать перед закрытыми воротами!
— А почему ворота днём закрыты? Мор, что ли в городе?
— Никак нет, — ответил комендант, привычно нахлобучивая шляпу ударом кулака, — но вот, значит, это… ну, хуже мора.
— Хуже мора? Что же может быть хуже?
— Смерды, ваша милость, смерды. Их шайки так и рыщут вокруг замка, как эти, ну, волки. Вот я и приказал держать ворота на замке.
— Ах, вот оно что… Начинается, стало быть… Тогда понятно…
— Похоже, начинается, — кивнул Берлепш, — третьего дня стражники со стен столб дыма видели, что-то горело, но не в городе, а дальше. И хорошо, видно, горело: чёрный дым столбом до самых облаков стоял. Это не сено горело, и не сарай какой-нибудь, это жильё горело, и, может, с людьми внутри.
— Не посылали стражников узнать, в чём дело?
— Нет, ваша милость, не посылал, у меня людей, ну, это, кот наплакал. А меньше десятка посылать тоже нельзя — передушат, как хорёк курей. Так что, сами понимаете…
И, чтобы перевести разговор с неприятной темы, комендант спросил:
— Надеюсь, ваше путешествие было успешным?
— Это с какой стороны посмотреть, — пожал плечами Вольфгер. — Никто на нас не нападал, в драки не вмешивались, разве что одному нахальному попу пришлось физиономию поправить, пива богемского попили. Но вот с Мюнцером встретиться не вышло: мы в Прагу, а он, оказывается, из Праги, так что, выходит, зря проездили, только время потратили.
— Вот как… Не повезло, значит. Это, ну, досадно. Зато вы прямо к прощальному ужину угадали. Кабанятина будет, болотная птица, рыба опять же…
— А кто уезжает?
— Так доктор Лютер и уезжают, — ответил комендант.
— Как уезжает, куда, зачем?
— А невеста за ним приехала, фройляйн фон Бора. Он и раньше по весне уезжать собирался, а тут, значит, как раз такой случай. Да вы сами его вечером обо всём и расспросите! А вы идите, идите во дворец, фройляйн Уте уже, наверное, доложили, что вы приехали. Да и устали вы с дороги, а я, дурак старый, разболтался, держу вас на ногах…
* * *Стол для прощального ужина накрыли в Обеденной зале, на первом этаже дворца. Помещение было мрачноватым и холодным, не спасал и огромный камин, в котором пылали дрова. В белёных стенах были прорезаны глубокие оконные амбразуры, отделанные тёмно-красным кирпичом. Таким же кирпичом были окантованы дверные проёмы с полукруглыми сводами. Почерневшие от времени деревянные потолочные балки поддерживали колонны с богато украшенными квадратными капителями. Пол был выложен крупными каменными плитами в два цвета.
Чтобы хватило места для всех приготовленных для пира яств, Берлепш приказал принести самый большой стол, который только нашёлся в замке. В результате за ужином гостям и хозяевам пришлось сидеть на таком расстоянии друг от друга, что разговаривать было почти невозможно — кричать никому не хотелось. Из сундуков достали самую лучшую посуду — тяжёлые и громоздкие кубки, серебряные тарелки с гербами давно забытых родов, причудливые графины с узкими горлышками, огромные вазы, напоминающие тазы.
Пока слуги суетились, принося и расставляя запоздавшие блюда, господа стояли в стороне, негромко беседуя о пустяках, ждали только Лютера и его невесту.
Спустя несколько минут в коридоре послышались быстрые шаги, и вошёл доктор Мартин Лютер, ведя под руку Катарину фон Бора. Он, как всегда, был одет в чёрное. Лютер выглядел побледневшим и расстроенным, он явно нервничал, предстоящий ужин его не радовал. Фройляйн Катарина, напротив, лучилась улыбкой, её некрасивое лицо сияло, став милым и привлекательным. Она оделась под стать жениху, во всё чёрное, накинув вуаль из фламандского кружева, напоминающую фату. В левой руке бывшая монахиня по привычке перебирала янтарные чётки.
![Борис Сапожников - Война Львов[СИ]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
